Девушка буквально волоком дотащила меня до двери библиотеки и втолкнула внутрь.
Я робко сделала несколько шагов. Сидевший в кресле магистр поднял голову от книги, при виде меня отложил томик, а затем встал со своего места:
— Верита Феодоссия! Вы ко мне?
— Да. — Я вежливо сделала книксен. — Здравствуйте, магистр Кальдерон! Я пришла справиться о вашем здоровье.
— Благодарю за заботу, с ним все благополучно. Желаете присесть?
Я поспешно опустилась в кресло. Просто мне показалось, что Филиппу еще тяжело стоять, а садиться прежде дамы не положено по этикету.
— Очень рада, что вы себя хорошо чувствуете. Я волновалась за вас.
— Правда? — Ну вот, опять выгнутая бровь.
— Конечно. Вы же сумели сделать невозможное: одним словом остановить верита ректора.
— Чего только на свете не бывает, — спокойно заметил мужчина.
Я так и не поняла, к чему конкретно относилось его замечание, но уточнять не стала.
— Только мне никто так и не объяснил, почему, собственно, верит Дайлер покушался на мою жизнь.
— Да, это непростительное упущение. Как вы, должно быть, заметили, ректор соизволил несколько повредиться рассудком. Он много лет изучал фольклор коренных народов Веритерры, и его внимание привлекла одна сказка. Вероятно, она вам даже известна: про сестру Тьмы.
— Эту сказку у нас все дети знают. В ней говорится о том, как сестра Тьмы единым порывом сумела бросить вызов богам и перевернуть устоявшийся миропорядок.
— Совершенно верно. Так вот, помраченное сознание ректора начало воспринимать эту побасенку как пророчество, дошедшее до нас из глубины веков. Будто бы «единый порыв», о котором говорится в сказке, — это порыв тьмы сестер, объединившихся в желании создать новое мироустройство. Он, видите ли, посчитал, что до сих пор сказку понимали неверно и что слово «тьма» следует рассматривать не как аналог слова «темнота», а как числительное. У вас же, как известно, сестер и в самом деле почти что тьма, вот Дайлер и попытался избавить мир от угрозы. К концу нашего общения он уже только повторял на все лады: «Тьма сестер — сестра Тьмы». Это стало его навязчивой идеей.
— Ох! А что с ним теперь будет?
— Остаток жизни он проведет в специализированной лечебнице. Не волнуйтесь, верита Феодоссия, там за ним будут очень хорошо следить, так что ни вам, ни вашим сестрам решительно ничего не угрожает.
— Так что же, в Академии теперь нет ректора?
— Отчего же. Насколько мне известно, вчера Совет Академии избрал нового ректора. Им стал небезызвестный вам Ансельм Дорэ.
— Декан Дорэ теперь ректор? — удивилась я. — А кто же стал деканом вместо него?
— Магистр Грэгори.
— А лечебницей теперь станет заведовать кто-то другой?
— Да, но — увы! — я как-то забыл поинтересоваться личностью нового заведующего.
— Магистр Кальдерон, раз мне теперь ничто не угрожает, я хочу поскорее вернуть вам ваше фамильное кольцо. — Я торопливо стянула с пальца ободок и вложила в руку мужчины. — Оно вам и самому в любой момент может понадобиться.
— Вы правы, обручальное кольцо — это такая штука, которая может понадобиться порой совершенно неожиданно.
— Конечно, — радостно согласилась я. — Вот вам же оно неожиданно понадобилось для моей защиты.
— Резонно, — признал Филипп.
— Кроме того, я хочу от всей души поблагодарить вас за мое спасение! Вы самый смелый человек на свете! Я вам бесконечно признательна! — Произнеся положенные слова, я соскользнула с кресла на ковер, встав на колени, и прижалась губами к длани магистра.
— Это вас Брианда надоумила? — холодно спросил мужчина.
— Да… нет… не совсем, — моментально запуталась я. — Я знала, что вам не понравится!
Тут магистр закашлялся.
— Вам нехорошо? — Я вскочила, порываясь бежать за художницей.
— Сядьте, будьте так любезны, — распорядился магистр.
Я послушно уселась обратно в кресло.
— В следующий раз, когда моя невероятная сестрица станет навязывать вам свою точку зрения, просто скажите ей, что она лезет не в свое дело.
— Но это же грубо! — не согласилась я.
— Это — не грубо, это — правда! — возразил Филипп. — Грубо будет, если я ее выпорю.
— А разве она вам позволит?
