– Одно движение – и он труп. Неловко, правда?
– Как ты это делаешь?
– Примерно так же, как и ты. Только я более грамотно воспользовался даром, который мне дала Зона, а ты… тратишь свою энергию на этого соплежуя с призрачными целями в жизни? Нет, даже не думай шевелить своими ручками.
– Ты…
– Читаю твои мысли. Тихо-тихо, я знаю все наперед.
Вите было противно признавать это, но с человеком, стоящим сейчас перед ней, у нее на самом деле было много общего. Они оба обладали невероятной силой. Именно она позволяла им делать то, о чем другие боятся даже подумать: в один щелчок пальца убить человека или даровать ему жизнь. Он мог топить животных, а девушка тушить пожары. Только воду они брали из одного колодца.
Всего услышанного девушке хватило, чтобы возненавидеть это существо навсегда.
– Только в сказках добро побеждает зло. В жизни все не так, моя девочка. В жизни зло всегда торжествует.
– О божечки, какие громкие и пафосные речи! Я думал, такие клоуны, как ты, только во всяких там фильмах про крутых парней бывают. Если ты фразочки брал оттуда, то должен знать, как всякие говнюки вроде тебя огребают от хороших парней. Грох, серьезно, перестань ломать комедию.
Вита наблюдала за тем, как лицо человека, которого непонятно как оказавшийся здесь Алексей назвал Грохом, вытянулось в изумлении, как он медленно обернулся, а затем, хватаясь за свой сломанный нос, упал на спину.
– Тьфу ты! Размазня! Эй, наемник, добей этого клоуна, не хочу руки в очередной раз марать.
– Стой! – Раненая, грязная, испуганная девушка подползла к сектанту. – Откуда у тебя этот артефакт? Отвечай! Живо!
– То, что одни предполагают, другие уже делают.
– Именно, – согласился Алексей, покручивая в руках артефакт, который Вита и Ирм видели у Киконина. Именно такой «камешек» блокировал аномальные способности девушки, а сейчас и сектанта. – На каждую хитрую морду найдется свой кирпич. А мы втроем могли бы сотворить такие вещи, о которых вы пока даже подумать не можете.
Шмыгнув носом, Леха присел на колени перед Грохом.
– Например? – Его зрачки расширились, и темно-карие глаза стали бездонными.
– Власть. Власть над всей Зоной, над ее обитателями…
Выстрел прервал эту пылкую речь. Бог бессмертия умер от пули в голове.
– Да, агитировать он совсем не умеет. Скука. Ирм, – Алексей театрально поклонился, – спасибо за меткий выстрел. А то я думал, сколько еще можно слушать этот бред.
Наемник отбросил пистолет одного из сектантов и подобрал обломки своего.
– Что это было?
– Главарь секты, разве не понятно? Обвешался всякими артефактами, ввел себе в вену сердцевины некоторых из них, немного… мутировал и окончательно охренел.
С помощью Ирма девушка поднялась и уставилась на Алексея ненавидящим взглядом. Ее губы тряслись. И непонятно, от злости они дрожат или Вита собиралась вот-вот расплакаться.
– Не надо с такой ненавистью смотреть на меня. Я, вообще-то, вас спас. Могли хотя бы спасибо сказать.
– Спасибо, – прохрипел наемник. – Но у меня много вопросов.
– Может, я пока помогу ей? – Алексей кивком головы указал на несостоявшуюся жертву. – А то ей не комильфо там привязанной висеть.
Парень склонился над трупом Гроха и достал из его кармана стеклянную сферу, подкинул ее и с хищной улыбкой поймал.
– Это то, Вита, что может сделать нас с тобой людьми. Наемник, лови! – Он бросил шар Ирму. – Я свой выбор уже сделал. Пользоваться им очень просто. При соприкосновении с Витой артефакт активируется. Есть еще некоторые «усилители», как у сектанта, они действуют дистанционно, но тебе это не надо.
Голос его перешел на шепот, а лицо обрело задумчивые черты. Вита почти наверняка знала, о чем он думает и что чувствует. Тяготы выбора, впрочем, быстро исчезли с его лица, и парень, поднявшись, направился к ритуальному костру.
Деревянный мусор сам собой расступился перед ним, веревка, связывающая девушке руки, истлела, и пленница приземлилась на невидимую преграду, смягчившую ее падение.
Истощенная и уже не раз терявшая за последние дни сознание, она даже не плакала, а просто глупо моргала и мелко тряслась.
– Мне не нравится быть живой, – прошептала Вита Ирму, заключившему ее в крепкие объятия.
Почему-то эти слова резанули Саше не только по слуху. Внутри у него пошатнулось что-то. Ему сначала стало грустно, а потом невыносимо стыдно. Он привык, что все живые в глубине души надеются, что в смерти есть избавление. Но вера эта лежит так глубоко, и напоминает она паническую попытку схватиться за этот мир – даже со всеми его недостатками.
