«Мне не нравится быть живой» – значит, быть мёртвой лучше? Неужели жизнь человеческая настолько пала, что даже эта девушка – существо, порожденное Зоной, – не хочет быть человеком. Все эти любовь, вера, дружба, нежность для нее хуже, чем пороховая копоть и гамма-кванты, рвущие на части генокод? Бедная девочка, она выросла из его же, Ирма, головы. Что же он мог рассказать ей о мире, крутившемся вокруг одной лишь его биографии: пьянство в университете, стремление к «любви, как в книгах», сочетавшееся с нигилистическим взглядом на женщин, отсутствие цели в жизни, детская наивность, переросшая во взрослую ненависть к себе подобным. И после этого Вита ещё должна любить жизнь?
Первое, что почувствовала Вита, была боль. «Мне жаль, родная, но боль – это спутник всего живого. Она подарена нам эволюцией, чтобы ценить мир вокруг. Знать, что такое хорошо и плохо – на самом простом уровне. Различать добро и зло», – думал Ирм, поднимаясь с девушкой на руках и не решаясь говорить.
Артефакт, брошенный ему Алексеем, Вита небрежно отшвырнула в сторону.
– Зря ты его выбросила, – его голос осип. – Жизнь – это не только боль. Поверь мне…
Оставив Виту успокаиваться, наемник пошел осмотреть склеп..
Два рюкзака, набитые под завязку, лежали на деревянном, криво сбитом столе, уже порядком рассохшемся от старости. Наверное, его принесли его из церкви. Штукатурка большей частью попадала, и кое-где виднелись деревянные каркасы, служившие стенами и перегородками этому склепу. Самойлов потрогал стволом автомата один рюкзак, убедился, что под ним нет гранаты. Аккуратно пнул другой, но тут же отшатнулся: с того взлетела целая стайка разноцветных мух.
– Чё ж вы там жрёте, такое гадкое… дерьмо какое-то… – негодуя, процедил Ирм, воровато оглянувшись в проём и прислушавшись, не звала ли его Вита.
Он аккуратно, двумя пальцами потянул за молнию более «спокойного» рюкзака, и та послушно разошлась… От увиденного Ирм подался назад, у него по коже побежали мурашки. Он напоролся спиной на какую-то тумбу, которую и не заметил даже, споткнулся и упал на пол, лязгнув автоматом.
– Твою ж мать!!! – прокричал, а вернее, хотел прокричать он, еле выдавив из себя звук.
Из рюкзака на него смотрела женская голова. Наполовину закатившиеся глаза, страшно распухшие и красные, чёрный провал рта… Самойлов с трудом сдержал дурноту. Будто пьяный по льду, он на корточках, постоянно оскальзываясь на этом чёртовом пыльном полу, дополз до двери. И уже было вышел из этой комнаты ужаса, но случайно заглянул в эмалированное, тронутое ржавчиной ведро…
Он выкатился кувырком из склепа, потом долго сглатывал слюну, стоя на коленях и мелкими болезненными вдохами втягивая в себя чистый, пахнущий осенью воздух. Руки его дрожали.
Ему не сразу удалось вновь переключиться. Он, бледный как смерть, всё ещё мучимый тошнотой, доковылял до Виты, склонившейся над раненой. Вите тоже досталось. Ирм бросил автомат и смоченным в чистой воде бинтом протёр напарнице лицо. «Ох и набежится на всю эту кровь…» – подумал он, заклеивая то, что можно было, пластырем.
Даже не услышав о том, что ему говорил Алексей, стоявший здесь же, он молча полез в рюкзак, достал флягу и сделал большой глоток своего скупого запаса водки. Тошнота наконец отошла, а из ушей будто вытянули вату. Наконец Самойлов услышал, что говорит Леха.
– Древние кельты отрезали головы своих врагов и украшали ими свою обитель. Я забыл предупредить вас, что у этих отморозков есть такая же традиция. Смотрю, ты уже познакомился с местными трофеями. – Алексей сморщился, переклеивая пластырь на лбу пленницы.
– В полной мере, – ответил Ирм. – Что будем с ней делать? Она без сознания, не оставлять же ее здесь одну.
– Надо к НИИ ее отвести, там помогут, – предложила Вита.
– У нас нет с тобой на это времени, Вита.
– И что теперь?! Ты оставишь беззащитную, безоружную девушку, которую пару минут назад чуть не сожгли, на верную гибель? Не для этого мы ее спасали.
– Наемник прав, у вас нет на это времени. Я позабочусь о девчонке. Очухается, прослежу за ней, присмотрю, не переживайте.
– Обещаешь?
Они встретились взглядами на несколько секунд, после чего Алексей медленно произнес:
– Обещаю.
Вита выпрямилась, готовая идти.
Наемник сидел на земле и смотрел на девушку снизу вверх. В очередной раз он восхитился ей. Она была самым лучшим примером человечности и верности, доброты и чести, силы и справедливости. А потом он в полной мере осознал, что Вита к этим условиям оказалась более подготовленной, чем он сам. Она оказалась лучше.
– Пять минут, – попросил Самойлов, потягивая трофейную сектантскую цигарку.
В обычном табаке, похоже, было намешано что-то ещё, от чего стало внутри у наемника мягко и спокойно. Он не мог впустить в себя переживания, и единственное, что ещё могло задеть его мысли, – это Вита. Ведь она была ключом… Ключом ко всему: к декодеру, к жизни сегодняшней несостоявшейся жертвы и, наверное, даже к нему самому. «Дрянь какую-то подмешали, сволочи…» – прошипел Ирм сквозь зубы и выплюнул окурок на землю. Голова у
