Иван уже понял, куда тот идет, но все равно старался не отставать.
За прошедшие два года старый дом обзавелся новой крышей из финской черепицы, нарядными резными ставнями и высоким забором. Впрочем, ворота были открыты.
Сигизмунда встретил захлебывающийся от ярости собачий лай. Волкодав плясал на цепи, натягивая ее, то припадая к земле, то прыгая. И на голос его выглянул хозяин дома.
– Сигизмунд? – без удивления, но и без особой радости произнес он. И повернувшись к собаке, бросил: – Фу.
Пес разом успокоился и лег, впрочем, не спуская с гостя внимательного взгляда желтых глаз. Псу гость не нравился. И в чем-то Иван его понимал. Он сам остался в стороне, у куста сирени, который хоть как-то заслонял Ивана от полковника и его гостя. Слышно же было и вовсе замечательно.
– Чего тебе надо? – без тени дружелюбия поинтересовался Владлен Михайлович.
– Сам знаешь.
Сигизмунд глядел на пса, точно опасаясь, что цепь все же недостаточно крепка.
– Мы, кажется, договаривались, – Владлен Михайлович вышел во двор как был, в старых спортивных штанах с лампасами, в растянутой майке и фартуке в горошек.
Шлепанцы на босу ногу. В руке – лопаточка. Готовил человек… и не собирался идти на встречу?
– Договаривались, – прошипел Сигизмунд. – И я тебя ждал! Я тебя полчаса прождал и…
– А уже пора? – Владлен Михайлович вытащил из кармана часы. – Надо же… совсем я завозился. Извини, Сигизмунд. Не нарочно вышло.
Иван не поверил. Сигизмунд тоже. Он напрягся и осторожненько подступился к полковнику.
– Думаешь, – прошипел, – что надо мной куражиться можно? Что Сигизмунд за себя не постоит… а я ведь и на договоренность наплевать могу…
– Неужели? – полковник сунул лопаточку в карман фартука.
– Не догадываешься, что будет, если я заговорю?
– Нет.
Жилистая рука вцепилась в глотку, сдавила.
– Но догадываюсь, что ничего хорошего. Сигизмунд, ты же слышал, что шантажисты частенько не своей смертью умирают. Скажи, тебе оно надо? Ты же разумный взрослый человек…
Он не сжимал, но и не отпускал. И Сигизмунд то наливался опасной краснотой, то смертельно бледнел. Стоял, рот разевая…
– И с таким дерьмом связался. Нехорошо это, Сигизмунд.
Полковник руку разжал, и Сигизмунд отпрянул.
– Ты… ты за это…
– На, – белый конверт появился из того же кармана фартука. – И вправду на кухне завозился. Еще, Сигизмунд, я тебе заплатил, но вздумаешь сунуться вновь или рот свой брехливый открыть, урою. Благо, кладбище рядом.
Это полковник произнес почти дружелюбно.
Сигизмунд выкатился со двора и понесся по улице бегом. Он добежал до старого колодца, крышка с которого лежала на земле и, обернувшись, крикнул:
– Я тебя не боюсь.
– Знаю, – отозвался полковник и велел: – Иван, хватит прятаться. Что вы как ребенок, в самом-то деле…
– Извините.
Иван кое-как выбрался из кустов, которые явно не желали отпускать добычу, цеплялись тонкими веточками, липли паутиной.
– Взрослый же человек, – укоризненно покачал головой полковник. – Заходите.
– Простите, но меня ждут…
– Подождут, – тон полковника возражений не предусматривал. – Раз уж вы стали свидетелем безобразной сцены, то я могу хотя бы пояснения дать?
В доме пахло блинами и еще вареньем. На старенькой, но начищенной до блеска плите, стоял цинковый таз, в котором важно, неторопливо булькало черное варево.
– Люблю зимой чаек с черной смородиной, – сказал полковник и, вооружившись черпаком, снял пенку. – Теперь-то в моде все джемы… или крем… или еще чего… моя супруга, когда жива была, морозила на компоты. А я вот больше по старинке. Вишню уже поставил. Пробовали вишню в собственном соку? Меня когда-то бабка научила, а я вот, похоже, рецепт с собой унесу. Семейный, жалко. Но рецепт унесу, так хоть вареньем поделюсь.
Перед Иваном поставили литровую банку.
– Берите, берите… считайте, взятка.
– Владлен Михайлович…
