шуткой. Я предложил моей… красавице уйти от мужа. Она обещала подумать. Знаете, волнуюсь, как мальчишка… мы-то с супругой прожили душа в душу почти тридцать лет и… мне до сих пор ее не хватает. Она была очень мудрой женщиной. Это мужчины бывают умными или глупыми, а женщины мудры… Галечка всегда знала, что посоветовать. А я слушал… правда, любви между нами не было. Родство душ – да, а вот любовь…
– Теперь есть?
– Есть, – без тени улыбки ответил Владлен Михайлович. – Такая, правильная, знаете ли, любовь, которая немного сумасшествие…
Лара так и сидела в кустах, обняв острые коленки.
– Скучала? – сказал Иван.
Она лишь фыркнула и отмахнулась от особо назойливой осы.
– Ты долго.
– Был один… интересный разговор.
Рассказывать? Доверие. И чужая тайна. Банка с вишневым вареньем, которое Владлен Михайлович варил по старому бабкиному рецепту, добавляя помимо сахара мяту и еще какие-то травы. От них варенье обретало особый рубиновый оттенок и терпкий вкус.
Рассказать…
…История последней любви.
Искренность, кажущаяся неподдельной. Но если соврал Владлен Михайлович? Заметил Ивана, но отступать от плана изначального не захотел. Вот и сочинил удобную историю…
Иллария же промолчит. Ей Иван верил. Домой возвращались, держа друг друга за руку. Во второй Иван нес пакет с вареньем и наливкой. Иллария же шла, глядя под ноги, вздыхая так, что…
– Мне не стоило сюда приезжать, – сказала она, выбираясь из кустов на дорогу.
Жарко.
Палит солнце, высушивая закаменевшую дорогу добела. И ветер гонит песок, покрывая им придорожные травы.
– Не сюда. Не с тобой.
– Поздно, – с удовольствием сказал Иван, понимая, что уехать она не уедет. Не из тех женщин, которые привыкли отступать.
– Поздно, – Иллария неловко улыбнулась.
А у ворот их ждали. Гостя Иван завидел издалека, тот ходил, заложив руки за спину, согнувшись, бормоча что-то под нос. И старые, еще отцовские сапоги его, измазанные грязью, запылились.
Он вообще одет был странно. Древняя куртка с продранными рукавами и кожаными заплатами на груди. Старые штаны, заправленные в сапоги. Мятая полосатая рубаха и кепка, съехавшая на затылок. Он выглядел жалко и вместе с тем вызывал отвращение.
– Ванька! – со всполошенным визгом гость бросился к Ивану и попытался обнять.
Иван от объятий ускользнул.
– Привет, Игорек.
– А я смотрю, небось ты приехал, дай, думаю, в гости загляну… – Игорек повернулся к Ларе, которая замерла. – А это кто? Твоя, да? А прошлый раз другая была… такая…
Он в воздухе обрисовал Машкину фигуру.
– Теперь новая, да?
– Игорек, чего тебе?
Ясно, чего. И тот, засмущавшись, покраснев, догадку подтвердил.
– Ванька… тут такое дело… дай сотку. Не, Ванька, ты не подумай, я отдам… вот зарплата будет, и отдам…
– А ты работаешь?
Не услышал, бормотал, глядя Ивану в глаза, про деньги, про долги, о которых помнит, про тяжелые жизненные обстоятельства. Он был суетлив, неопрятен, источал характерную вонь навоза, и Иван пятился, не желая, чтобы Игорек прикасался к нему, а тот все руку тянул, норовя ухватить за рукав.
– Сотку? – с раздражением поинтересовался Иван.
– Двести! – почуяв, что старый знакомец готов сдаться, Игорек поднял планку.
Пускай. Лишь бы убрался. Игорек схватил купюры и сунул в карман курточки, облизнулся.
– Чаем напоишь?
– Нет.
– Ванечка, – он засмеялся ломким смехом. – Брезгуешь? Небось, думаешь, что сам чистенький, а Игорек – скотина этакая, спился вусмерть?
Именно так Иван и думал, но говорить не стал, не желая скандал провоцировать. Он уже жалел, что поддался на уговоры. Двести рублей – невелика
