— И в мыслях не имею. — Арей посох к стеночке прислонил, зело надеясь, что не грохнется он. — Но жарко… вода хорошо жажду утоляет.
— Что ж, если так…
Рученькой махнула, и воду подали, студеную, ключевую, будто только что из родника взятую. Выпил, и зубы заломило.
— Доволен ли ты ныне, Арей?
— Благодарю, матушка…
…хотя бы за воду, поелику пить и вправду охота была.
— …не спеши… я тебя не для того позвала. — Она присела на стульчик сама, и девки метнулись с подушками да опахалами, с подносами махонькими. На одном — яблочки лежат моченые, на другом — орешки, на третьем пряники… еще что-то было, а что — Арей не разглядел.
Завели, закружили хороводом, загомонили разом.
— Кыш, — велела царица. — Прочь подите. Не мешайте.
Отступили, но не ушли, посели на полу, на подушках со своими подносами. Слушать станут? Сколько средь них соглядатаев? Каждая вторая, если не каждая первая. И стало быть, все, о чем в этое комнате говорится, будет известно за порогом. Плохо это? Хорошо?
Как уж есть.
— А ты все ж присядь. Подушечку возьми. Не люблю, когда люди надо мной возвышаются.
Сказано это было с улыбкой, да вновь же от той улыбки подурнело. Экий он чувствительный становится, равно девка…
Арей присел на пол.
Ноги скрестил.
Руки положил на колени. Мало ли… невозможно и подумать, чтоб царицу-матушку без охраны оставили. И если Арей ее не видит, не значит, что нет ее вовсе. Небось в стенах сокрыто ходов немало.
И в иные можно лучника посадить.
А то и двоих.
Померещится им, будто гость царицу-матушку обидеть желает, и соскользнет палец с тетивы…
— Вот и славно, вот и молодец. — Царица все ж взяла горсточку изюму. — Признаться, были у меня опасения, что гордыня твоя над разумом верх возьмет. Но сородич твой уверил, будто ты парень разумный…
Арей вздохнул.
— …и поймешь, что желаем мы с супругом тебе лишь добра.
…от иного добра бегчи надобно, но с побегом Арей опоздал. Сам виноват.
— И чтобы разрешить твои сомнения, позвала я тебя сюда. И тебя, и невесту твою. Прогуляетесь по саду, перемолвитесь словом-другим. Глядишь, и по сердцу девка придется. И ты уж, боярин, постарайся ей глянуться. А то в последние дни слезлива сделалась, болезна… после скажут, что я ее умучила.
И вновь улыбка мягкая.
Сердечная.
Мол, ты ж в этакое не поверишь?
Не поверит.
— Тогда иди… и гляди там, без вольностей… все ж таки под моею опекою она, если учудит чего, я ж виноватая и буду. Ты и вправду постарайся ей понравиться.
Сие прозвучало приказом.
Арей вздохнул. Он крепко сомневался, что боярыне благородной не донесли, кто он таков, да со всеми подробностями, и потому понравиться ей вряд ли возможно будет.
Провожала на сей раз девка.
В красном летнике.
С косою толстенной, лентою ж алой перехваченною.
Шла она споро.
…а шуба у царицы осталась. И посох. И стало быть, нового визиту не избежать. Что ей, венценосной, на самом деле от Арея надобно?
Ведь надобно.
Иначе не стала бы в гости зазывать. Бояр дразнить? Они ныне раздразненные, куда уж дале… девица идет, коса раскачивается, что маятник. И нынешний путь лежит по белым коридорам, по галерее открытой, чтоб, значит, видели люди добрые Арея… ну и он на них поглядел.
Сверху.
Нестерпимо захотелось плюнуть на высокие боярские шапки. И осознавал Арей, что сия выходка — даже не детство, а глупость несказанная, но
