сдержался с трудом.
А галерея свернула.
Мимо дверей запертых, перед которыми рынды застыли в белых кафтанах.
Мимо палат расписных, где боярыни собрались родовитые, посели на мешках, шерстью набитых, что куры в курятнике, и квохчут, и ругаются, а Арея завидели и разом смолкли.
Неуютно сделалось.
Тут не один барышник, тут целый выводок. И впору отступить, но девица оглянулась, проверяя, идет ли Арей следом.
Идет.
Куда ему деваться от царское-то милости?
Вновь загомонили боярыни, уже в спину, без малейшего стеснения обсуждая, что царица-де ноне вовсе разум утратила, если беглого раба в бояре возвела. И пусть не раб он давно, но все одно непорядок.
А если порядок, то этим порядком пользоваться надобно.
— Куда твою Аруську? — визгливый бабий голос долетел в открытую дверь. — Ты своего перестарка уже под любого подложить готовая…
— Не перестарок она! И справная. И крепкая телом, не то что твоя… дунешь — и ветром унесет. Такая и дите не народит. А моя…
— …и народит, и мужа в могилу сведет… или сам в могилу сбежит от такой-то женки…
Кто-то вскрикнул.
Бахнуло…
Рынды стояли, глаза прикрывши. Им, видать, не в первый раз такое слушать было. Арей же только головой покачал: этак его и без царицы оженят, согласия не спросивши.
…девка вывела в сад.
Как сад, до того, что при Акадэмии был, ему далеконько. И тесно тут деревам, и неуютно. Растут, но норовят перекривиться, перекрутиться, будто бы тошно землице от игрищ людских. Ветви опустили до самых дорожек, а те, белым камнем мощенные, вьются, перетекают меж пышными кустами.
Цветами пахнет.
Шипшины куст белой раскинулся, манит пчел, да только что-то ни одной не видать. И бабочек нет, и птиц не слышно.
Мертвый сад.
— Тут ждите, — велела девка, на лавку указав, которая под шипшиновым кустом примостилась. Арей и присел. Ждать так ждать, все одно раньше, чем выпустить решат, не выберешься.
Солнышко пригревало.
Тихо было.
И в этой тишине отпускало душу. Ком в горле стал. Кричать бы… а он шипшину нюхает и дивится, что запах ее густой, тяжелый, так неприятен.
…яблони-то отцвели уже.
Жаль.
…он почуял ее присутствие раньше, чем увидел. Просто обернулся.
Никого.
А изменилось что-то, неуловимо, но все же… убыло? Прибыло? Не понять.
Арей поднялся.
Идет по дорожке девица… красивая? Сложно понять. На Ильюшку похожа, бывает такое, что увидишь — и сразу понятно, чья родня. Высока. Стройна.
Худа даже.
Личико вытянутое, носик длинноват, но ее это не портит. Глаза круглые, покатые и бровки домиком, отчего кажется, что боярыню все вокруг удивляет немало. И ступает-то она медленно, словно во сне. А за спиною вторая виднеется.
Ее-то Арей сперва за служанку принял, но после понял: ошибается. Похожа она на сестру и брата, хотя тут этое сходство слабое, едва уловимое.
Тоньше.
Волос темен, кожа смугловата, глаза темные посверкивают…
— Доброго дня, боярыни. — Арей поклонился.
Девки, которые сопровождали невесту с сестрой, в отдалении замерли. И старушка нянька с ними. Стоит. Губы поджала. Руки на груди сцепила. Глядит с неодобрением, мол, где это видано, чтоб девице молодой да с женихом до свадьбы встречаться?
Непорядок.
И смех. И слезы. Слезы застыли в глазах невесты… как же ее звать-то? Любляна? Любава? Любомира? Как-то так… забыл.
