обглоданною костью.
Она увернулась и села.
На пол.
На колено положила Еськин кошель. Усмехнулась…
— И не лыбься, — велел Безликий. — Рудый у нас хоть и калечный, а руки, мнится, не потерял… покажь ей.
Еська покорно вытащил свою добычу.
И девка зашипела.
Выгнулась, что кошка драная дворовая… а Безликий захихикал.
— Видишь, дорогой, хорошо тебя учили… ой, хорошо… времечко тратили, силы… и что с того? Ушел. Забыл. Ни спасибо…
— Спасибо…
— Одним спасибом жив не будешь.
К этому Еська тоже готов был. Он вытащил из рукава кошель и кинул Безликому.
— Вот… откупное. Если не изменились правила.
— С чего б им меняться-то? — Безликий поймал кошель на лету, положил на колено, подцепил пальцем и вытряхнул содержимое.
Заблестело золото.
И нищий, который вроде бы придремал, встрепенулся, подался вперед…
— Сиди, — шикнул Безликий и, подобрав монетку, попробовал ее на зуб. — От… никакого понимания… пришел, денег кинул и, мнишь, свободным стал? Что ж… благодарствую тебя, царевич Рудый, за тое, что правила соблюл…
— Там с лишком будет. Компенсация…
— Ишь… выучился… слово-то какое мудреное… ком-пен-са-ция… язык свернешь, а то и розум. Вот ты, Щучка, этакие словеса знаешь?
Девка мотнула головой.
— Не знает… и я… а вот он — знает… поглянь, хорош?
Девка встала.
Обошла Еську кругом, не спуская взгляду.
— Нет.
— Упрямишься, коза драная… дочка моя… единственная. Послала Божиня в старости утешение… чтоб не затух с тоски… сядь. Значит, не хорош? И чем же?
Девка плечиком дернула.
— А по мне, так самое оно… поглянь. Молод. Рожа лоснится. Пущай и не царевич, а все одно при боярах. И слышал я, что пожалуют титул ему, землицы… заживет он богато домом своим. Честным человеком станет.
Еська стиснул зубы. Ох и не нравился ему этот разговор… может, правы братья, не стоило сюда лезть? А он вновь не послушал. Сунулся. И если вдруг случится чего… сам влез, сам и выберется.
Как-нибудь.
— А ты не маячь… стоишь как неродной. Сядь куда-нибудь и давай, чеши языком, сказывай, что у тебя там за беда приключилась…
— Мне бы узнать, о чем городские крысы шепчутся. — Еська присел на колченогий табурет. — А еще не появлялся ли в городе человек, которому особый товар нужен был…
— Особый товар всем нужен, — растягивая слова, произнес Безликий. Он подхватил золотую монетку и кинул в храпящего мужика. — От же… пропащая душа… алхимиком был… и есть… мозгов не осталось, но зелья мутит такие… куда вашим магикам. Что за товар?
— Амулет огненный… первого уровня. Полной зарядки… и еще информация.
— О ком?
— Обо мне… братьях… о боярыне Гордане…
— Это которая с любови большой померла?
Девка фыркнула.
— А ты морду не криви… ишь, разбаловалась, совсем край потеряла. Думает, что коль мы одною кровью повязаны, то все ей спустится… шалая, от шалая… никакой управы на нее.
Безликий покачал головою. И послышалась в голосе укоризна.
И вправду беспокоится?
Или играет в беспокойствие? Но зато понятно, отчего зубы у девки целы. Небось и на каторге не посмеют дорогу Безликому перейти. А царским людям он — не указ, вот и подпалили лицо клеймом.
