вместе держитесь, а значит, и цели будут близкими…
— Он уйдет…
— Не важно. — Мор покачал головой. — Уйдет. Останется. Главное, что он может погибнуть. И кровная клятва сочтет, что я виноват в этой смерти. Такая магия — вполне себе разумна. Нет, Ерема, подобную клятву я не принесу…
Если бы он стал уговаривать.
Убеждать.
Или соблазнять обещаниями, что все выйдет именно так, как желалось бы Ереме: свободу для обоих. И надежду, что Лис все ж останется больше человеком, нежели зверем. И со зверем управится. Ведь в той, заклятой книге наверняка имеются иные заклятья. И если бы Ереме позволили хотя бы пролистать ее…
Мор ждал.
И разглядывал Ерему. Не понять, то ли с насмешкою, то ли с укоризной.
Как быть?
Отказаться?
Мор уйдет, а Ерема останется. И Лис останется. И оба они сойдут с ума… и даже если расскажут обо всем… кому? Архипу? Фролу? И что они сделают?
Ничего.
— Я… — Ерема облизал губы. — Я согласен… если ты… и вправду поклянешься, что проведешь обряд разделения. И что этот обряд и вправду нас разделит. И что иного за ним нет…
Мор молча вытащил из широкого рукава черную свечу, которая вспыхнула бледным светом, и нож. Он рассек ладонь и не поморщился. Капли крови падали в белое пламя.
Сгорали.
— Я… клянусь сутью своей, силой своей, душой своей, что проведу над тобой, Ерема, и братом твоим, ныне нареченным Елисеем, обряд, именуемый обрядом разделения душ. И что, проводя, не извращу сути обряда ни словом, ни делом, ни молчанием, ни бездействием, ни иным способом. Да будут Богини свидетельницами клятвы моей.
За спиной раздался тяжкий вздох.
И холодом повеяло.
Ерема обернулся. А когда повернулся вновь, увидел, что Мор исчез. Куда? Кто знает. Только и осталось, что белое, будто выжженное пятно на столе. Его Ерема потрогал…
— Молодой человек, — скрипучий голос библиотекаря заставил вздрогнуть. — В читальном зале магию практиковать запрещено…
ГЛАВА 15
Об игрищах боярских и сватовстве
Гостя этого Кирей не то чтобы ждал, но понимал, что рано или поздно явится. И потому не удивился, когда мальчонка в алой шелковой рубахе, перетянутой дрянным пояском, протянул грамоту.
С поклоном протянул.
И со страхом.
И с любопытством. Небось никогда еще живого азарина так близко не видел. Оттого не спешил уходить. Стоит, глазеет, рот приоткрывши, запоминает. Будет ныне на боярском дворе развлечение — как станет рассказывать-пересказывать про диво дивное, девки все и заслушаются.
Печать на грамотке хрустнула.
Посыпался сургуч крошкой.
Приглашение.
В гости.
Составлено найлюбезнейше. Патоки налили — как не утонуть.
— Передай хозяину, что буду… рад… — последнее слово Кирей произнес так, что стало ясно и дураку — рад он не будет ни на медяшку, но раз приличия требуют, солжет.
Сложная эта вещь — этикет.
