Неужели и не думает обижаться, только смотрит на Ингу влюбленными голубыми глазищами.
– Инга, у него же есть имя. – Я не могу не вмешаться. – Правда?
Я беру парня за руку и просто млею. Он весь передо мной – как на ладони, и весь излучает желание быть чем-то полезным. Он словно карандаш, который сам просится в руки, и от него пахнет нежным весенним солнцем, хочется стоять рядом и греться в его невидимых лучах. Никогда еще не встречала такого открытого человека, тем более хранителя. Хранители обычно бывают довольно вредные, все-таки род занятий накладывает отпечаток.
– Инга, он удивительный! Тебе очень повезло.
– А я тебе чего говорила, – опять встревает девочка и радостно улыбается.
– Да уж… – Инга как-то неопределенно пожимает плечами.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я у парня.
Он бережно раскрывает мою ладонь, поддерживает ее снизу обеими руками, и на ладони проступают радужные буквы «Паша». Ух ты, здорово! Никогда таким способом еще не знакомилась.
– Инга, ты видишь? – Показываю я ладонь.
Она хмурит брови, тяжело вздыхает и смотрит на меня так, как будто я только что прошлась по комнате на руках и теперь прошу ее повторить. Значит, буквы сквозь поток вижу только я.
– Его зовут Паша. То есть Павел, правильно? – переспрашиваю я у парня, но тот качает головой.
– Хорошо, просто Паша.
– Терли-терли! – радостно говорит он.
Малышка за спиной у Инги смеется и хлопает в ладоши.
– Это у него вместо согласия, – поясняет Инга. – Ну в данном случае по крайней мере.
– Ну ты даешь, Инга! Давно надо было спросить. Как можно человека обзывать «Неужели»?
– Терли-терли, – машет рукой Паша, показывая всем своим видом, что он не обижается.
– Не все же – знатоки хиромантии, – говорит Инга, и я чувствую, что она слегка надулась.
Поругаться мы не успеваем, потому что в комнате снова бесшумно появляется Серафим, а за ним на лестнице слышны шаги. Парень, который входит следом за ним в комнату, мне определенно знаком, я где-то уже видела его раньше. На нем джинсы в разноцветных пятнах и такая же футболка, бывшая когда-то черной. Не успеваю я вспомнить его лицо, как встает перед глазами строчка: «Я всегда буду такой чистый и красивый и не смогу больше сделать ни одной безобразной куклы».
Точно, в тот раз он был в деловом костюме и в плаще, поэтому сейчас я его сразу не узнала. В нем что-то изменилось. Раньше он носил короткую стрижку, а теперь волнистые волосы собраны в хвост. Редким мужчинам на самом деле подходит такая прическа, но этому парню она определенно идет. Что-то новое есть и в выражении его лица. Теперь его нельзя принять за офисного работника, даже если снова надеть на него костюм и сунуть в руки портфель. Я прислушиваюсь к своим ощущениям – пожалуй, ушло желание соответствовать, которое так ярко в нем проявлялось в тот день, когда он шел устраиваться на работу в очень престижную компанию, куда так и не попал, отчасти благодаря мне.
В людях свободных, творческих профессий, за исключением, разумеется, v.s. скрапбукеров, часто чувствуется некая неуверенность в себе. У них нет привычки распоряжаться людьми, которую к определенному возрасту обретает любой офисный работник, перейдя в категорию мелкого и среднего менеджмента, чтобы остаться в ней навсегда. И это накладывает определенный отпечаток, который сразу чувствуют официанты в ресторанах или продавцы в дорогих магазинах. В каждом движении этого парня, напротив, сквозила уверенность, и это здорово прибавляло ему шарма. Он понравился мне в тот раз и, признаться, теперь нравится еще больше. Как же его звали? Он старший брат Семена, специалиста по компьютерным играм, это я точно помню. А вот имя забыла, хоть убей.
Парень в недоумении оглядывается по сторонам и явно не понимает, какого черта его сюда затащили. И я тоже не понимаю. Тем более что он, кажется, довольно скептически относился к Меркабуру, как к чему-то вроде допинга для спортсменов. Эльза бросает на парня заинтересованный взгляд. Такое чувство, что он ей нравится, если эта ведьмочка вообще способна испытывать к кому-нибудь симпатию. Когда парень проходит мимо меня, я тихо говорю ему:
– Береги Семена.
На некоторое время он зависает, будто размышляет, стоит ли разговаривать с собственной галлюцинацией, потом спрашивает:
– От чего?
– От людей в серых халатах со сломанными часами на шее, – поясняю я.
– А, ну да, – соглашается он, жмурится и трет закрытые веки кончиками пальцев.
Я бросаю взгляд на зайца – стрелки все еще показывают пять часов.
– Файв о’клок. Я же сказал: время пить чай, – поясняет Серафим, поймав мой удивленный взгляд. – Вы, конечно, уже все перезнакомились, а я вас всех знаю, потому что я вас сюда и пригласил. Представлю вам нашего последнего гостя. Парню, между прочим, исключительно повезло. Он первый не v.s.