загривке мутанта торчали не то иглы, не то костяные пластины, как у древних ящеров, а вытянутая и немного сплюснутая с боков голова оказалась размером с чемодан. С раскрытый чемодан! Потому что монстр оскалил пасть, полную кривых, но явно очень острых зубов. И он больше не рычал! Чудище царапнуло когтями бетон, оставив на нем еще несколько длинных борозд, и ринулось на свою жертву. Гончая привычно задержала дыхание, поймала на мушку приоткрытую пасть зверя и нажала на спуск.
Ничего не произошло. Вообще ничего. Боек даже не щелкнул, а перезаряжать карабин она уже не успевала. Гончая отшвырнула никчемное оружие и рванула из кобуры купленный на Краснопресненской пистолет.
«Надо было проверить», – мелькнула запоздалая мысль. Она так торопилась к Майке, что не только ни пристреляла приобретенный пистолет, но даже не убедилась в его исправности.
Пока мозг анализировал допущенные ошибки, руки механически делали свое дело. Левая ладонь превратилась в упор, правая обхватила пистолетную рукоятку, указательный палец лег на спуск. Досланный в ствол патрон и автоматически отключаемые предохранители позволяли открыть огонь практически мгновенно. В теории! Гончая потянула на себя спусковой крючок.
Бах! Бах! Бах! Бах! Бах!
Следующие друг за другом выстрелы заглушили топот звериных лап, но не остановили чудовище! Одновременно с грохотом пятого выстрела Гончая почувствовала удар закованной в мышечную броню огромной туши, широкие зазубренные когти вонзились в ее плоть, а мир сжался до размеров оскаленной пасти.
Сжался и исчез.
Первым, что она увидела, оказался ослепительно-яркий, режущий глаза свет. Потом все заполнила не менее яркая белизна, в которой через несколько секунд стали проступать очертания предметов. Гончая увидела решетчатую спинку железной кровати, вздымающуюся горбом белую простыню и собственную голую руку, лежащую поверх этой простыни. От локтевого сгиба куда-то вверх тянулась прозрачная гибкая трубка, похоже, от медицинской капельницы. Из этого следовало сразу несколько выводов.
Первый, она жива. Второй, она в каком-то госпитале. Иначе откуда капельница? Но где и в каком? Немного поразмыслив, Гончая решила, что сейчас это не самые важные вопросы. Гораздо важнее – насколько сильно она пострадала и как тяжело ранена? Да! Она же сломала ногу, когда свалилась с галереи!
Гончая пошевелила правой ногой, но не почувствовала боли. Просто чудеса! Она попробовала приподняться на кровати. Это удалось, но при этом у нее жутко закружилась голова и сильно сдавило в груди.
– Очнулись? – раздался поблизости, как показалось Гончей, несколько разочарованный голос. – Что ж, поздравляю.
Она повернула голову на звук, и сразу все стало ясно. Ну, почти все.
За изголовьем кровати стоял лучший и единственный доктор Рейха. Он же личный врач фюрера, его семьи и любовницы.
– Привет, док, – приветствовала его Гончая. – Здорово мне досталось?
– Здорово, – не стал отнекиваться доктор. – Но и повезло не меньше.
«Тебе бы такое везение», – подумала она и собралась задать следующий вопрос, но док неожиданно резво вышел за дверь.
Оставшись в одиночестве, Гончая осмотрела свою палату. Небольшая комната с единственной койкой, заправленной чистым бельем, рядом стойка для капельницы. Ни один больной или раненый в Рейхе не мог рассчитывать на такие условия без личного указания фюрера.
Стоило Гончей вспомнить о фюрере, как дверь палаты распахнулась, и в нее в сопровождении доктора вошел сам вождь подземного Рейха. Его голова оказалась забинтована, одна щека заклеена пластырем, но выглядел фюрер бодрым, к тому же широко и, похоже, искренне улыбался.
– Моя спасительница! – воскликнул он, картинно разведя в стороны руки.
Других женщин в палате не было. Значит, он обращался к ней.
– Никогда не забуду, как ты заслонила меня собой от этого чудища, – продолжал фюрер.
Гончая промолчала. В отличие от него, она ничего такого не помнила.
– Как подползла ко мне, как схватила карабин, потом пистолет и начала стрелять.
«Вот в чем оказывается дело», – сообразила Гончая. Вообразил, что это его она защищала.
– В общем, если бы не ты, это чудище порвало бы меня, как грелку. Но об этом мы никому говорить не будем. – Фюрер заговорщически подмигнул и снова погрузился в воспоминания. – Хорошо, ты догадалась в пасть стрелять. Мне потом егеря объяснили, что у этой твари такой толстый череп, что из пистолета его нипочем не пробить. А ты ему через пасть прямо в мозг засадила. Несколькими выстрелами наповал. Он по тебе промчался и сдох. Егеря сказали: мог насмерть затоптать, как их парня, который нас в зверинец водил, да обошлось. Только кожу когтями содрал, но это ерунда. Док говорит: царапины быстро заживут.
– Значит, Рубец погиб?
– Кто? – недоуменно сдвинул брови фюрер.
– Егерь, который показывал нам отловленных зверей.
