предложение ей не могу! Я хочу еще один коктейль. Ты уверен, что не будешь?
Великий Озимандиас покачал своей круглой бородатой головой:
– Если ты помнишь, в прошлый раз, когда я превысил свою норму и выпил два стакана, то, собственно, все это и заварил. Мне нужно держаться, чтобы это не зашло дальше. Но ты сильный, трудоспособный молодой человек. Без сомнения, коллега, ты найдешь работу.
– Где? Я умею заниматься только академической деятельностью, а этот скандал навсегда положил ей конец! Какой университет согласится нанять человека, который предстал в чем мать родила перед всей своей группой! Причем в этот момент я даже не был пьян – что могло бы хоть как-то объяснить мое поведение! А если менять сферу деятельности – скажем, начать работать на оборону, чем занимаются, кажется, все мои студенты, закончившие обучение, – мне придется предоставить рекомендации, в которых будет написано, что я делал, чем занимался все эти годы – все свои долбаные тридцать лет! И когда эти рекомендации проверят… Оззи, я потерянный человек!
– Никогда не отчаивайся, коллега. Я понял, что магия загнала тебя в ловушку, но всегда есть способ выбраться. К примеру, взять хоть тот раз в Дарджилинге…
– Но что я могу поделать?! Я уже готов, как этот чау-чау, оборотень Конфуций, закончить свои дни у кого-нибудь в доме, получая подачки… если, конечно, ты найдешь кого-нибудь, кто захочет держать волка в качестве домашнего животного!
– Знаешь, – задумался Озимандиас, – а в этом, возможно, что-то есть, коллега.
– Чушь! Это была шутка. Нет, я должен сохранить хотя бы остатки самоуважения – даже в ущерб собственному благополучию. И потом, могу поспорить, потенциальным желающим завести в доме волка точно не понравится то, что этот волк периодически превращается в голого мужика…
– Нет. Я не имел в виду, что тебе нужно становиться чьим-то ручным волком. Но взгляни на это с другой стороны: каковы твои сильные стороны? У тебя всего две выдающиеся способности. Одна из них – учить немецкому языку. Но этот вариант мы уже отбросили…
– Так.
– А другая твоя способность – это способность обращаться волком. Здесь открываются неплохие коммерческие возможности! Давай-ка их рассмотрим.
– Ерунда.
– Не совсем. Для каждого товара есть рынок. Штука в том, чтобы его найти. И ты, коллега, станешь первым настоящим коммерческим вервольфом в истории.
– Я мог бы… Говорят, цирк «Оддиториум Рипли» хорошо платит. Предположим, я могу перекидываться регулярно по шесть раз в день, к вящему удовольствию публики…
Озимандиас скорбно покачал головой:
– Нет, это не то. Не выйдет. Люди не хотят видеть настоящую магию. Она заставляет их задумываться о том, что в мире многое совсем не так, как они представляют. И от этого им становится неуютно. Им нужна уверенность, что все это делается при помощи зеркал. Я-то знаю. Мне пришлось уйти из цирка, потому что не хватило ума мошенничать, – я мог применять только настоящую магию.
– Тогда, может быть, я мог бы стать собакой-поводырем?
– Туда берут только… эээ… женщин.
– Когда я волк – я понимаю язык животных. Может, я могу быть кинологом и… нет, это не вариант. Забыл: они же до смерти меня пугаются.
Но бледные голубые глаза Озимандиаса загорелись при этом предположении.
– А вот это теплее, коллега. О, это по-настоящему горячо! Зачем там, ты говорил, твоя легендарная Глория приезжает в Беркли?
– Они ищут талант.
– Какой?
– Собаку, которая сыграет роль в новом фильме.
– И что за собака им нужна?
– В… – Глаза Вулфа расширились, а рот открылся сам собой. – Собака, похожая на волка, – тихо сказал он.
И они посмотрели друг другу в глаза, без слов понимая, что думают об одном и том же…
– Все из-за этого проклятого диснеевского пса, – жаловался дрессировщик. – Этот Плуто может все. Все! Так что от наших собачонок ожидают подобного. Ты только послушай этого придурка: «Собака должна войти в комнату, подать лапу ребенку, показать, что узнает героя в его эскимосском наряде, обойти стол, найти кость и радостно хлопнуть лапами!» И кто может все это сделать?! Только Плуто! – Он презрительно фыркнул.
Глория Гартон произнесла:
– О.
Одним этим «О» она умудрилась сообщить, что глубоко сочувствует, что дрессировщик – привлекательный молодой человек, с которым она не прочь вскоре вновь встретиться и познакомиться поближе, и что ни одной собаке не удастся лишить ее новой картины. Она слегка одернула юбку и откинулась на спинку простого деревянного стула, стоящего на пустой театральной сцене. И от этого простого движения стул вдруг стал выглядеть как царский трон.
