Ее мама нервно рассмеялась:
– Да уходим, уходим. У тебя есть домашний телефон Хэмптонов?
– Ес-с-сть, мам, – прошипела Патрисия. – Идите уже, ладно? – Она схватила куртки из шкафа в прихожей, почти выталкивая их во входную дверь.
– Мы вернемся в два часа ночи! – крикнул ее отец через плечо.
Все притихли и замерли, пока не раздался прекрасный, долгожданный звук – шум заводящейся и уезжающей машины.
Фостер поднялся, вынул диск из магнитофона. Слава богу! Еще немного этой дурацкой попсы – и Гиллу бы стошнило. Фостер ухмыльнулся всем, достал другой диск из нагрудного кармана и вставил в проигрыватель. Заиграл джангл, и начались танцы. Патрисия выключила свет везде, кроме коридора.
А Гилла захотела в туалет.
Это значило, что ей снова придется идти мимо Роджера.
Но вариантов не было – ей надо было еще раз проверить блузку. Просто надо держаться подальше от Роджера и его вечно везде лезущих рук. Гилла встала и одернула блузку, стараясь прикрыть ею задницу.
«Да расправь же ты плечи. Тянись вверх, ты же сильная!»
Странно… С каких это пор Гилла начала говорить сама с собой?
Впрочем, совет был хороший. Гилла поправила волосы, выпрямилась и пошла в сторону ванной со всем достоинством, на которое только была способна.
Роджер и Гилла первыми в классе вошли в пубертат.
У Роджера вдруг прорезался скрипучий бас, а его плечи, грудь и руки налились мускулами. За последние несколько месяцев он, казалось, вырос на целый фут. Он теперь ходил вечно расслабленной походочкой и всегда громко высказывал свое мнение обо всем, причем чем более оскорбительным оно было, тем лучше.
Гилла бросила на него осторожный взгляд. В одной ручище у него была салфетка, на которую он положил три пирожка, два больших куска шоколадного торта и пару кусков ветчины. Он запихивал еду в рот, громко бахвалясь чем-то перед своими дружками, и, казалось, даже не понимал, что жует и глотает. Видимо, чтобы растить такое тело, его нужно было много кормить. Однако же нельзя было не признать, что он красив: у него было широкое детское лицо с пухлыми губами красивой формы и начавшим пробиваться пушком. Почти все в школе мечтали потусоваться около него в надежде, что он обратит на них внимание, – так зачем ему тратить время на то, чтобы портить жизнь ей, Гилле?
Ой!
Не стоило даже думать об этом, потому что теперь он заметил, что она на него смотрит. Он поймал и удержал ее взгляд и, все еще глядя на нее, наклонился и сказал что-то тем, кто его окружал.
Они покатились со смеху.
– Да ладно! Правда, что ли? – спросила Кларисса своим высоким голосом.
Гилла втянула голову в плечи и выскочила из комнаты. Она бегом взлетела по лестнице на второй этаж, в ванную, заперлась и долго сидела там, набираясь решимости, чтобы снова выйти к людям.
Открыв дверь и выйдя в коридор, она увидела Клариссу.
– Ванная свободна, – сказала Гилла.
– Ты правда позволяешь им делать это?
– Что? – Гилла непонимающе посмотрела на Клариссу: у той щеки горели от возбуждения, а на лице было написано любопытство.
– Роджер нам рассказал, как ты позволила ему пососать твою… – Кларисса закусила нижнюю губу, щеки порозовели еще больше. – А потом и Хейгуду тоже. Ты не чувствуешь себя последней шлюхой?
– Но я не…
– О, да брось, Гилла. Мы все видели, как ты смотришь на Роджера!
«Лжец! Как его только земля носит?!»
Эта мысль отчетливо пронеслась у Гиллы в голове – как будто кто-то шепнул ей это на ухо.
– Знаешь, – продолжала Кларисса, – ведь ты даже вполне симпатичная! Просто надо похудеть немножко – и тогда тебе не придется так бросаться на всех этих парней.
Гилла почувствовала, как лицо у нее пылает, а рот наполняется слюной. Она вдруг очень остро и отчетливо начала чувствовать какие-то незначительные на первый взгляд мелочи: как бюстгальтер впивается в ее кожу там, где пытается сдержать ее большую, тяжелую грудь… как вишневая косточка скользит по ее гортани… жесткие волосы, прилипающие к шее и свисающие на уши…
Она открыла рот, но ничего не сказала.
– Ты ему даже не нравишься, понимаешь! – самодовольно и с деланым сочувствием улыбнулась ей Кларисса и не спеша отправилась в ванную.
Гилла не могла оставаться больше здесь и ждать, когда Кларисса освободит ванную и можно будет снова там спрятаться. На своих нелепых каблуках