светом, как только они приблизились.
Крестоманчи выпустил руку Таспера и с удовольствием и очевидным облегчением высморкался в вышитый золотом носовой платок.
Перламутровый свет сменился серебряным, а серебро скоро вылиняло в ослепительно белый.
Теперь они шли через анфиладу ослепительно белых огромных залов.
Все боги собрались, чтобы встретить их, и никто не осмелился бы назвать эту встречу сердечной.
– Прошу прощения за свой внешний вид, я неподобающе одет, – раскланялся Крестоманчи.
Таспер взглянул на богов, потом на Крестоманчи – и, вспыхнув, съежился от стыда. Сказать, что Крестоманчи был одет неподобающе, было мало. Он был в ночной рубахе, на ногах у него болтались красные домашние шлепанцы с мехом, а на поясе горделиво синел мятый и изрядно поистрепавшийся в дороге по звездам тюрбан Таспера, повязанный кокетливым бантиком.
А боги вокруг были одеты с пышностью и великолепием: в золотых штанах и сияющих бриллиантами тюрбанах, – и чем важнее был бог, тем сильнее он сверкал и искрился.
Таспер поймал взгляд какого-то значительного бога в золотой парче – этот взгляд был неожиданно приветлив и даже вроде бы наполнен тревогой за него, Таспера. Рядом с этим золотопарчовым богом колыхалась водянистая фигура другого бога, задрапированного в шелка и усыпанного с ног до головы драгоценными каменьями. И этот бог слегка, но вполне отчетливо и без сомнений подмигнул им!
Таспер был слишком ошеломлен, чтобы отреагировать, а вот Крестоманчи с готовностью подмигнул в ответ.
В самом дальнем конце зала на массивном высоком троне восседал Великий Зонд, одетый в белоснежно-пурпурный наряд, с короной на голове.
Крестоманчи поднял на него взгляд и… глубокомысленно высморкался в свой платок.
Это было ужасно неуважительно. Просто возмутительно.
– В чем причина того, что двое смертных явились сюда, в наши чертоги? – холодно вопросил Зонд.
Крестоманчи чихнул и ответил:
– Да по вашей же глупости! Потому что вы, боги Тира, так долго устанавливали порядок, что сами в нем запутались.
– Я поражу тебя громом и молнией за такие слова, – предупредил Зонд.
– Нет, не поразишь. Если, конечно, кто-нибудь из вас хочет остаться в живых, – заявил Крестоманчи.
По толпе богов пронесся ропот: они хотели остаться в живых. А значит, нужно было разобраться, что Крестоманчи имеет в виду.
Зонд воспринял их реакцию как угрозу своей абсолютной власти и решил впредь быть осторожнее в высказываниях.
– Продолжай, – велел он.
– Вы постоянно с гордостью заявляете, – продолжил Крестоманчи, – что ваши пророчества всегда сбываются. Так почему же, если вдруг пророчество вам не понравилось, вы решили, что можете с ним поспорить?! Это, мои дорогие, просто верх глупости с вашей стороны! Ничто и никто не может остановить свое собственное Разрушение, и меньше всего вы, боги Тира. Вы вроде бы даже смогли обмануть самих себя. Но вы забыли, что, организовав все так идеально и на небе, и на земле, лишили и себя, и людей возможности хоть какого-то выбора. Вы лишили себя… случайности. Отправив Таспера в мой мир, вы совершили ошибку: ведь у нас, в моем мире, случайности бывают! И именно по случайности сфера забвения с Таспером была обнаружена только через семь лет. Я боюсь даже предположить, что могло бы случиться, если бы Таспер вынужден был и дальше пребывать в состоянии трехлетнего младенца!
– Это моя ошибка! – вскричал Империон. – Это полностью моя вина! – Он повернулся к Тасперу: – Прости меня, – сказал он с чувством. – Ведь ты сын мне.
Может быть, именно это и имела в виду Элина, когда говорила про благословение богами ее утробы? А ведь Таспер всегда был уверен, что это не более чем фигура речи.
Он смотрел на Империона, щурясь от нестерпимого сияния, идущего от него. Нельзя сказать, что он был в таком уж восторге от этого сияющего бога. Конечно, отличный бог, честный, порядочный и все такое, но все же, судя по всему, довольно ограниченный.
– Конечно, я прощаю тебя, – сказал Таспер вежливо.
– И очень большая удача, – говорил Крестоманчи, – что никому из вас не удалось убить Мудреца. Таспер все-таки сын бога. Это значит, что он и сам немного бог, а по вашему же пророчеству он должен быть живым, чтобы проповедовать Разрушение. Вы сами почти разрушили свой Тир. По крайней мере – вы сами нанесли ему несколько мощных ударов. Он слишком идеально организован, чтобы просто поделиться на два альтернативных мира, как наверняка произошло бы с моим миром. А у вас случилось так, что не произошло то, что обязано было произойти. Тир трещит по швам и рушится на глазах – и это дело ваших собственных божественных рук!
– Но что же нам теперь делать? – жалобно спросил Зонд.
– Существует только один выход, – сказал Крестоманчи. – Вы должны позволить Тасперу проповедовать Разрушение и немедленно прекратить пытаться его уничтожить. Это будет означать свободу выбора и свободное будущее. Тир либо выживет в том виде, в котором он существует сегодня, либо разделится на два мира, спокойно и безболезненно. На два новых, здоровых мира.
– Но ведь таким образом мы сами обрекаем себя на поражение? – мрачно произнес Зонд.
