Эмилию Дж. Хуан. Выяснилось, что это – весьма распространенное имя. Тогда Джемма набрала «Эмилия Дж. Хуан медсестра», и Гугл немедленно выдал результат: четырехлетней давности извещение о похоронах. К документу прилагалась фотография красивой азиатки, улыбающейся в камеру. Панихида проходила в Первой епископальной церкви в Палм-Гроув, Флорида.
Джемма видела на шоссе указатель «Палм-Гроув».
«Эмилия Дж. Хуан недавно вернулась после семи лет работы в организации „Врачи без границ“… Она сотрудничала с волонтерами в глухих уголках мира, где не хватало профессиональных медиков…»
Вероятно, Эмилия сочинила эту легенду для друзей и родственников, чтобы скрыть любую информацию о Хэвене. Неудивительно, что подлинное имя медсестры М. было сложно установить. Эмилия позаботилась о том, чтобы разделить рабочую и личную сферы.
«Она также была директором по персоналу в благотворительном фонде, связанном с размещением детей из неблагополучных слоев общества в патронатные семьи…»
Джемма перечитала предложение во второй раз, а потом – в третий. Джейк упоминал, что доктор Саперштейн основал благотворительное заведение, занимавшееся размещением брошенных детей и сирот в патронатные семьи. Могло ли это быть совпадением? Джемма набрала в поисковой строчке «Эмилия Дж. Хуан» и «Домашний фонд» и с присвистом втянула воздух сквозь зубы. Результатов было сотни. Многие – из газет или блогов, посвященных преступности. В одной из первых же статей – ее напечатала газета, выходящая в Майами, причем всего за полгода до похорон, – оказалось фото: Эмилия Хуан покидает полицейский участок, закрываясь рукой от камер.
Джемма выудила из рюкзака блокнот и принялась делать пометки по мере чтения – может, она обнаружит хоть какую-то закономерность?…
«Государственный прокурор отклонил ряд обвинений против благотворительной организации „Домашний фонд“, которые были сделаны после того, как первоначальное расследование показало, что некоторое количество приемных детей бесследно исчезло именно во время их пребывания в патронатных семьях. Наше исследование показало, что число пропавших может колебаться от двадцати пяти до двух с лишним сотен за трехлетний период, начиная с 2001 года. (Как раз в те годы „Домашний фонд“ расширил свою деятельность и приобрел репутацию одной из самых влиятельных и обеспеченных благотворительных организаций в США.) Некоторые родственники детей, которые предположительно перешли под опеку „Домашнего фонда“, заявили, что данную организацию следует обвинить в дурном обращении, неисполнении обязанностей и мошенничестве. Один истец даже выдвинул обвинение в похищении.
„После тщательного изучения многочисленных исков, а также принимая во внимание тысячи детей, которых фонд уже разместил в семьях по всей стране, мы думаем, что этому делу следует дать ход“, – сказал помощник государственного прокурора Чарльз Лански.
„Домашний фонд“ сделал лишь одно-единственное заявление, в котором назвал выдвинутые обвинения „дикими, вымышленными и абсолютно необоснованными“. Мы не смогли связаться с руководством „Домашнего фонда“, однако позднее сотрудник этой организации Мэган Шипмен, ответственная за связи с общественностью, прислала нам открытое письмо, выдержки из которого мы приводим ниже.
„Крайне прискорбно, что обвинения группки весьма проблемных личностей поставили под сомнение работу организации, существующей уже двадцать лет. Благодаря нам свыше двух тысяч детей обрели новые семьи, где их по-настоящему любят. Всякий, кто пристально изучит нелепые обвинения, выдвинутые против нас, сразу же поймет, что это – не более чем попытки нажиться на человеческой трагедии“.
Отметим, что все три обвинителя являлись наркоманами либо алкоголиками – упомянем хотя бы Сару Мюллер, которая совсем недавно избавилась от кокаиновой зависимости. Сама Мюллер, которой на тот момент было девятнадцать лет, утверждает, что некая представительница „Домашнего фонда“ предложила ей две тысячи долларов за оформление временной опеки над ее новорожденной дочерью, Даймонд.
Мюллер, проживающая ныне в государственном реабилитационном центре, сказала „Хайленд-Ньюс“ следующее: „Я не думала, что это навсегда. Я считала, что смогу забрать Даймонд – после того как завяжу“. Но когда Мюллер пришла в себя после долгих метаний между улицей, тюрьмой и различными реабилитационными программами, она обнаружила, что в „Домашнем фонде“ нет никаких документов о том, что Даймонд когда-либо проходила через их систему.
История Мюллер имеет жутковатые параллели с рассказом юной Фатимы „Тины“ Абуд. Однажды в дом Абуд явилась некая медсестра из „Домашнего фонда“. По словам Абуд, женщина предложила ей три тысячи долларов за сына, которому тогда исполнилось два года. Абуд, страдающая шизофренией, согласилась, поскольку верила, что в противном случае ее ребенка заберет ЦРУ. Десять лет спустя состояние Абуд стабилизировалось, и она попыталась отыскать своего сына Бенджамина, но обнаружила, что всякие следы утеряны.
Последний иск поступил от Рика Харлисса, и распутать его историю еще труднее. „Хайленд-Ньюс“ удалось выяснить, что Харлисс, трудившийся разнорабочим, побывал в тюрьме после конфликта со своим тогдашним работодателем, Джеффри Ивзом, экс-совладельцем фармацевтической компании „Файн энд Ивз“»…
Джемму замутило. На мгновение мир поплыл у нее перед глазами. Джемма моргнула, пытаясь восстановить четкость зрения. Но имя отца осталось на прежнем месте.
«Харлисс оставил свою дочь на попечение бывшей жены Эйми (ныне покойной). Впоследствии Эйми заявила, что их дочь, Бренди-Николь, похитили из машины, пока она была в супермаркете. Постепенно детали рассказа стали меняться, и у Харлисса появились серьезные основания обвинить
