лишь двое живых потомков Леона.
Аурицио – старший, невысокий, с выпученными глазами, но крепкий телом и здоровый как конь – был со всех точек зрения наиболее подходящей кандидатурой. С юных лет готовили его занять трон в случае смерти Иниего. Учился он тщательно, помогали ему в этом министры и генералы, были у него даже первые успехи на поле битвы. Командовал он целым полком пехоты под Хоупстеном и не покинул рядов, несмотря на жестокий обстрел из тенепушек, что превращали целые шеренги солдат в разлетающиеся в стороны кровавые ошметки. Потом он выказал немалую ловкость, так маневрируя выстроенными в четырехугольник остатками пикинеров, что поздним вечером, когда солнце наконец-то вышло из-за туч, отбросили они в сторону врага тени столь длинные, что тем пришлось бежать под напором вастилийцев.
Лишь одно говорило не в пользу Аурицио: его мать, Гвидона Д’Анзак, вторая жена Леона. Гвидона была дочерью короля Флемии, который на пятый год войны внезапно предал Вастилию и перешел на сторону Северного Союза, сдав врагу город Коппендам и вырезав спящий вастилийский гарнизон. Едва лишь весть об этом добралась до Серивы, королева Гвидона сделалась самой ненавистной персоной в столице. Леон выгнал ее из дворца, запер в монастыре, а сам взял себе любовницу, Гонзагу.
Королева-мать умерла уже через полгода – одни говорили, что от отчаяния и меланхолии, другие – что из-за мышьяка, которым Леон намеревался проторить себе дорогу к очередной свадьбе.
Сын Гвидоны остался безгранично верным отцу и королевству. Награду за это он получил горькую – никто не поддержал его справедливых притязаний на трон. У Аурицио не было друзей ни в Вастилии, ни в близлежащих странах. Кроме скромного наследства, полученного от матери, лишен он был и финансовой поддержки. Улица ему не доверяла, а дворянство побаивалось короновать внука изменника из Коппендама.
Контркандидатом, который пользовался поддержкой подавляющего большинства вастилийцев, был младший брат Аурицио, сын Гонзаги – Герменез. Он не ходил в школу и не предводительствовал на полях сражений. Большую часть своей жизни он провел в плену. Когда ему едва исполнилось шесть лет, на эскорт, с которым он ехал в Бруншвию, где на тот момент триумфаторствовал его отец, внезапно напала банда мародеров и вскоре продала парня Северному Союзу.
Генералы Союза сперва пытались шантажировать Леона, однако, когда оказалось, что тот не имеет намерения что-либо делать, дабы вернуть назад третьего сына, Герменез сделался заложником. Втайне перевозили его с места на место в ожидании дня, когда в руки вастилийцам попадет кто-либо достаточно высокородный, чтоб можно было произвести обмен.
Говаривали, что обращались с ним дурно. Год он провел в темной камере без окон. Связанный лишь с тенями, разговаривал он с ними, словно с друзьями. Рассказывают также, что в одной из тюрем Бруншвии надзиратель каждое утро выводил его на подворье, где стояла гильотина, всякий раз говоря ему, что нынче пришел приказ о казни. В другой тюрьме его морили голодом столь жестоко, что он хватал и съедал сырыми крыс, которые порой забегали в его камеру. Ходили и куда более жуткие рассказы – об унижениях и даже о насилии. Все это случилось с ним, пока Герменезу не исполнилось еще пятнадцати.
Только под конец войны вастилийцы узнали о горном замке в Бруншвии, где содержали наследника престола. Сам Черный Князь лично выбрал и повел туда сорок людей, переодетых в мундиры бруншвийских драгунов. Они с налету захватили замок, освободили Герменеза и через неделю сумели вернуться назад к вастилийцам, хотя все, кроме семерых, заплатили за это жизнью.
Лишь позднее сделалось ясно, что именно они выкупили своей жертвой. Первый месяц Герменез не разговаривал, боялся всех людей. Манеры у него были совершенно не принцевы – мочился в постель, был сопливым и слюнявым. Скрывали его и от вастилийского дворянства. Леон показал младшего сына при дворе только через полгода, хотя и тогда Герменезу было еще далеко до нормы.
Но история ребенка, который семь лет противился пыткам, неожиданно тронула сердца вастилийцев. Дамы принялись носить медальоны с портретами Герменеза, все гранды возжелали показаться в его компании.
Герменез изменения в судьбе своей воспринимал со стоическим спокойствием. Совершенно как если бы их не замечал.
Одни говорили, что в результате пыток над разумом и телом он сделался тверд, словно камень. Другие в водянистых глазах его, в рассеянном взгляде вычитывали не гордость, но зерно безумия. Однако даже самые большие скептики молчали, когда Леон ІІ Светлый умер, а цвет вастилийского дворянства собрался ночью на секретное заседание и решил, что Герменез должен принять корону.
Сравнительно с Аурицио Герменез обладал лишь единственным достоинством – упомянутой уже матерью, донной Гонзагой Гернез И’Рамонез. Дочка самого Хугона Рамонеза, что был грандом одной из шести наиболее сильных семей Вастилии. Все в королевстве любили ее, а что важнее, имела она доступ к богатейшей сокровищнице отца. Хугон, при условии вступления внука на трон, обещал утроить свой денежный вклад в войну, разрушавшую государство.
Хотя Аурицио наверняка оказался бы властителем куда более умелым, чем Герменез, коронация его означала приход будущего куда более бедного и куда менее устойчивого.
Вот так и произошла вещь почти неожиданная: не Аурицио сделался королем Серивы, но его младший брат, которому ранее никогда не везло. Старший сын отрекся от короны через день после смерти отца – согласно слухам, подписывал он документы с кинжалом Черного Князя у горла. Потом был он отослан в железной карете в Вастилию, откуда выслали его аж за Холодное море, поскольку за военные заслуги он получил титул генерал-губернатора иссеченного
