Я понял, что вишу над собственным телом, вытянувшимся на матрасе.
Подо мной находился Арахон И’Барратора.
Было у него бледное, неподвижное лицо. Хотя ему прикрыли глаза, он все еще хранил выражение удивления и веселости, с которыми умер. Одет он был в дешевую белую рубаху – по насмешке справедливой судьбы, попал он на каменный стол гарнизона, где им занималась донна Родриха, к которой столько раз отправлял он других фехтовальщиков.
Двери отворились, вошла Иоранда в черном платье, с которым так контрастировало бледное, измученное лицо с кругами от недосыпа под глазами.
Я понял, что пришел как раз тогда, когда этот тихий дом готовился к моему погребению.
IV
По традиции, класть мертвецов в землю положено через день после смерти. Так издавна делали анатозийцы, а жители Вастилии, пусть и враждебные их религии, этот обычай у тех переняли. В южном жарком климате он имел серьезное значение. Под пылающим солнцем у трупов уже через день зеленели ногти и чернел кончик носа. Через пару дней надувался живот, а изо рта начинали выползать черви.
Если бы мы, как это принято на Севере, держали тела семь дней, чтобы за это время вокруг катафалка могла пройти родня из далеких краев и друзья умершего, немного осталось бы на момент погребения, а Серива наполнилась бы вонью столь ужасной, что ее почувствовали бы даже ибры по ту сторону Саргассова моря.
Поэтому меня немало удивило, что погребение Арахона И’Барраторы проходит через три дня после его гибели. Однако, не имея возможности расспросить Иоранду, я решил, что гвардия по какой-то причине не желала выдавать тело. Порой это случалось, если умерший был известным преступником или если его должны были опознать свидетели.
Я знал, что должен уйти из дома на улице Дехиньо и оставить близких мне людей в покое. Однако любопытство взяло верх.
Кто бы, в конце концов, не захотел увидать собственные похороны?
За час до поры длинных теней в дом пришел Камина. Лицо у него было хмурое, в синяках. Значит, и с ним городская гвардия не была слишком уж вежливой.
Чуть позже появился гробовщик с тремя верзилами, несшими дубовый ящик, окованный черным железом. Та часть меня, что некогда была Арахоном И’Барраторой, разозлилась – все выглядело так, будто Иоранда отдала за похороны намного больше, чем должна была. Я всегда ей говорил, чтобы закопали меня в льняном мешке на кладбище для нищих.
Увы, умершие права голоса не имеют.
Камина с Иорандой уложили труп в гроб, я же присматривался к нему внимательно, удивляясь, каким чудом тело выглядит так свежо. Гроб подхватили помощники гробовщика и Камина. Иоранда поправила одежду детям, после чего скромная процессия вышла на улицу.
Я выскочил из тенепространства в закоулке за домом и присоединился к ним, держась на безопасном расстоянии. После длительного пребывания на другой стороне я чувствовал себя одеревеневшим, словно окутанным туманом.
Они направлялись к находящейся поблизости церквушке Вечного Света, что прилегала к стене Треснувшего Купола. По задумке строителей, наверняка это должно было подчеркивать, что нынче в Сериве правят обычаи Вастилии, но по сравнению с древним фундаментом церковь выглядела жалко – словно муравей, победно машущий флагом на теле мертвого слона.
Процессия нырнула в темное нутро, приветствуемая монахом с носом портового пропойцы. Я выждал пару минут, пока все займут места, после чего с помощью тенеукорота заскочил в храм, за самую дальнюю колонну.
Меня удивило, что пришло столько людей. Я ожидал увидеть лишь Иоранду и Камину. А между тем на лавках сидела пара когдатошних учеников Арахона, двое ветеранов из его отряда, донна Родриха, его приятели из «Львиной Гривы».
Я чувствовал себя странно, глядя из мрака на их серьезные печальные лица.
Около гроба встал городской урядник в бархатном облачении с высоким жабо. Был при нем писарь, непрестанно сморкавшийся в рукав. Рядом с ним стоял священник, чей лоб блестел, словно луна, окруженная тучками седины.
Начались обычные, самые простые похороны. Гроб открыли, и священник возжег над ним несколько высоких свечей, так чтобы они отбрасывали на пол явственную тень. Собравшиеся по очереди подходили и останавливались в этой тени, впервые в жизни соединяясь с неопасной уже тенью умершего. Верили, что благодаря этому он, уже по другую сторону, сможет услышать последние слова, которые люди в трауре хотели ему сказать.
Я был слишком далеко, чтобы слышать их шепот. Знаю, что Камина, вытирая слезы, говорил что-то о «сукином сыне», а вдова Родриха многажды повторила слово «сыночек».
Когда пришла очередь Иоранды, она не устояла на ногах и опустилась на пол.
Я невольно сделал шаг вперед, желая подойти и поддержать ее. Однако вспомнил, что не должен обращать на себя внимания. Враг не имел права узнать, что Арахон И’Барратора не погиб окончательно. Не говоря уже о том, что донна Иоранда умерла бы на месте, увидь она теперь второго Арахона.
Когда все уже попрощались, один из помощников гробовщика закрыл и закрепил крышку. Этого знака и ждал чиновник, который до времени следил за
