— Я и сам видел, — перебил его, поднимаясь, воин. — Идти сможет?
— Идти — да. Сражаться — нет.
— Вероятно, сие и хорошо для первой битвы… Остался жив и показал себя храбрецом. Пусть отправляется домой. — Избор распрямился, тряхнул головой, хмыкнул: — Атрамир, смотри, люди! Вон, из пещер выглядывают. Почти из всех. — Воин замахал руками и во всю глотку заорал: — Мы изгнали демонов! Их больше нет! Вы свободны!!!
Люди отпрянули в глубь своих узилищ.
— Ничего, — не стал унывать Избор. — Птичка из клетки тоже поначалу улетать боится. Привыкнут.
Остальные раненые тоже оказались с поломанными ребрами, и только один — с перебитой молнией демонов ногой. И, увы, один из заозерцев был мертв. Удар пришелся в лоб. После такой раны смертного неспособны исцелить даже альвы.
Пока Атрамир разбирался с покалеченными, снимая боль и закрывая раны, воины обыскали убежище демонов. Никого не найдя, собрались вокруг целителя:
— Куда идти дальше, чародей?
К такому повороту молодой волхв оказался не готов. Как-то не по возрасту и не по опыту ему было командовать зрелыми воинами. Но вот сейчас они стояли и смотрели на него, ожидая если не приказа, то хотя бы совета. Ведь он — волхв, он должен знать.
— Своих догнать надобно, — сказал целитель примерно то, что ощущал в их чувствах.
— И где они? — Избор тоже ждал ответа от молодого целителя.
— Сейчас найдем… — Атрамир в задумчивости осмотрелся. Здешний мир был мертв, как само небытие. Но все-таки, помимо порабощенного человеческого народа, тут уцелели еще некоторые живые существа. Воробьи, голуби, вездесущие крысы.
Крысы для волхва сейчас были бесполезны, а вот голуби вполне могли пригодиться. Несколько птиц Атрамир заметил на скалах и полуприкрыл глаза, вспоминая учение альвов.
Самое главное при любом чародействе — очиститься от любых мыслей, каковые могут отвести воздействие внутренней силы в ненужном направлении. Затем — собрать волю в кулак, направить ее в руку, заставить действовать послушно, как пальцы, подчиняться, потом вытянуть, раздвинуть до нужного предела…
Молодой волхв, все еще оставаясь с зажмуренными глазами, поднял руку, указал на упитанного сизаря, нахмурился, сосредотачиваясь, а потом вдруг сжал кулак, словно хватал кого-то за шею.
Голубь на крыше замер, будто окаменел.
Атрамир приоткрыл рот, дыша тихо, вполовину, словно боялся кого-нибудь спугнуть, а затем потек через вытянутую руку в сознание птицы, вытесняя из него собственный слабый умишко голубя, размазывая его где-то по дальним, неощутимым, малонужным уголкам души.
Разумеется, целиком сознание человека в крохотной головке голубя поместиться не могло — но, чтобы смотреть и управлять телом, попавшей туда частицы вполне хватало.
Чародей сделал глубокий вдох и выдох, чуть ослабил пальцы, толкнул ладонью…
Голубь взлетел, часто-часто трепыхая крыльями, стал набирать высоту, и вскоре вместо пыльных древесных крон над собой Атрамир увидел серые витки и прямоугольники скал снизу, под собой. Прямоугольники и прогалины между скалами уменьшались, их становилось все больше и больше. Сверху некоторые из гор оказались красными, коричневыми и синими. Иные даже — нежно-голубыми.
А вот текущая через горный массив река оказалась бурой, как прошлогодняя листва, ничем не отличаясь от усыпанных мертвыми демонами каменных полей вокруг.
«Как много мы успели их убить всего за одно утро», — мысленно удивился молодой волхв.
Хотя битва, конечно, закончена еще не была. Сверху стало видно, как три дракона жгут кого-то на излучине реки и на острове, как великан возле трех высоких округлых пиков топчет демонов, крича людям:
— Не бойтесь, я вас спасу!
Те стремились укрыться от порождений зла в обширном гроте, выпирающем над широкой луговиной… И вдруг на волхва обрушились темнота и острая боль!
— А-а-а!!! — отпрянул Атрамир и, забывшись, опрокинулся на спину, поддернул руку, подул на кисть.
— Что с тобой?! — встревожились воины.
— Проклятье! Кажется, меня съели.
Сверху ударили плотные потоки воздуха, развеявшие возле захваченной скалы демонов пыль и мусор, на камень медленно опустился рыжий дракон, брезгливо сплюнул на землю раздавленную челюстями, окровавленную птицу:
— Фу, какая гадость! В этом мире смерти все отравлено, изгажено, ядовито и проклято! — перетаптываясь, зверь подобрался к самому краю. — Я поймал три птицы и одного шакала, и все они напоминали вкусом прогорклое баранье сало с примесью сажи и смолы. Вода на вкус похожа на глину,