И Нидек поднял руку, призывая Саймона к молчанию.
— Я понимаю, — сказал он, глядя Ройбену в глаза. — Мне жаль, очень жаль… очень жаль, что все обернулось настолько неожиданно.
Внезапно Ройбен достал из кармана золотые часы и подвинул их по столу в сторону Нидека.
— Вот это осталось, — тихо сказал он.
Нидек долго глядел на часы, а потом протянул обе руки и взял их с почтением. Поглядел на циферблат, потом на заднюю крышку. Вздохнул. Его лицо помрачнело, впервые за весь их разговор, и стало несколько разочарованным.
— О, бедный последыш, — тихо сказал он, снова поглядев на циферблат. — Твои скитания окончились.
— Что за последыш? — спросил Артур Хаммермилл. Он уже побледнел от расстройства и досады.
— Карлик, — сказал Ройбен. — Старое английское слово, обозначающее карлика, самого маленького из рода.
Глаза Нидека блеснули, он улыбнулся Ройбену, явно довольный правильностью замечания, но затем он снова погрузился в печаль, продолжая крутить часы в руках.
— Да, как жаль, — прошептал он. Положил часы в карман. Потом аккуратно убрал письмо в конверт и положил во внутренний карман пиджака. — Простите меня за нестандартный словарный запас. Я прочел слишком много древних книг и выучил слишком много языков.
Юристы взволнованно переглянулись.
Ройбен решил ковать железо, пока горячо.
— Что ж, возможно, мне, в моей ситуации, достаточно легко обидеть других, — сказал он. Положил правую руку на колено, чтобы скрыть дрожь. — В конце концов, это настолько величественный дом. Величественное поместье и великая ответственность, быть может, сродни Хризме, миропомазанию…
Его лицо горело.
Взгляд Нидека стал иным, едва уловимо изменившись.
Они долго глядели друг на друга.
У Нидека был такой вид, будто он что-то хотел сказать, сейчас же, но он промолчал.
— А мы ведь не всегда просим о Хризме, — сказал он после долгой паузы.
— Миропомазание? — изумленно переспросил Саймон. Артур Хаммермилл кивнул и что-то тихо пробормотал.
— Нет, совсем напротив, — сказал Ройбен. — Но нужно быть глупым, чтобы не лелеять в себе Хризму в силу того, чем она является.
Нидек улыбнулся. Это была печальная улыбка, какую обычно называют философской.
— Значит, я ничем не оскорбил вас? — спросил Ройбен, переходя почти на шепот. — В последнюю очередь я желал бы сделать такое.
— Нет, вовсе нет, — ответил Нидек. Его голос стал мягче и тише, но наполнился чувством и выражением. — Молодые — единственная наша надежда.
Ройбен сглотнул. Он уже дрожал всем телом. Над верхней губой выступил пот. Он чувствовал, как его шатает, будто пьяного.
— Я никогда не оказывался в таких драматических обстоятельствах, — сказал он. — Думаю, вы хорошо себе это представляете. И я желаю встретить их, наделенный силой и решительностью.
— Безусловно, — согласился Нидек. — Еще это называют силой духа, не так ли?
— Хоть одно нормальное английское слово, которое я в состоянии понять, — сказал Саймон. Артур Хаммермилл закивал, соглашаясь с ним.
— Благодарю вас, — краснея, сказал Ройбен. — Мне кажется, я полюбил этот дом. Как полюбил Мерчент. И меня просто очаровал Феликс Нидек — этот человек, в котором соединились исследователь, коллекционер, ученый и путешественник. А возможно, и наставник.
Он помолчал.
— Эти дневники написаны тем же самым загадочным языком. В доме множество ценных вещей и эти таблички, эти крохотные хрупкие таблички. Даже в самом имени Нидек таится загадка. Я нашел это имя в старом рассказе. Многие имена, что есть в этом доме, похоже, связаны со старыми книгами. Спервер, Горлагон и даже Маррок. В этом есть романтика и поэзия, не правда ли, — столкнуться с именами, окруженными тайной, мифами и легендами, именами, таящими в себе откровение, в нынешнем мире, где множатся лишь вопросы, ежедневно…
— Ройбен, прошу! — повышая голос, сказал Саймон.
Нидек снова улыбнулся, легко, и снова это выражение отеческой любви. Потом сжал губы и едва заметно кивнул.
— Я просто очарован, — сказал Ройбен. — Я ошеломлен. И очень рад тому, что вы отнеслись к вопросу намного более уравновешенно, поскольку ваш друг был настроен мрачно и пессимистически.
— Что ж, теперь мы можем забыть о нем, так ведь? — прошептал Нидек. Похоже, он тоже был очень удивлен, по-своему.
— Я представлял себе Феликса Нидека кладезем знаний, возможно, тайных знаний, — сказал Ройбен. — Сами понимаете, таким человеком, который знает ответы на многие вопросы, вопросы, которые мой отец называет вселенскими, такие, которые могут пролить свет на самые темные стороны этой жизни.
Саймон поежился в кресле, то же самое сделал и Артур Хаммермилл. Они будто обменялись сигналами.
