Шен кивнул; на его лице не отразилось и тени эмоций. Он встал:
– Значит, я раб.
И ушел.
Каладин стукнулся затылком о камень и уставился в небо. Буря бы побрала этого паршуна! По сравнению с сородичами он жил хорошо. Свободы у него было побольше, это точно.
«А ты был этим доволен? – спросил его внутренний голос. – Ты был счастлив оказаться рабом, с которым хорошо обращались? Или ты пытался бежать, силой пробиться на свободу?»
Ну что за бардак!..
Продолжая об этом думать, он принялся за похлебку и успел съесть две ложки, прежде чем Натам – один из тех, кто остался стеречь обитателей дворца, – вбежал в лагерь, весь потный, взъерошенный и раскрасневшийся от бега.
– Король! – пропыхтел он. – Убийца!
23
Убийца
С королем все было в порядке.
Каладин стоял, упираясь рукой в дверной косяк и еле дыша после пробежки обратно к дворцу. Внутри Элокар, Далинар, Навани и оба сына великого князя галдели одновременно. Никто не умер. Никто не умер.
«Буреотец! – подумал он, вваливаясь в комнату. – На мгновение я почувствовал то же самое, что и на плато, когда мои люди бежали навстречу паршенди».
Он едва знал этих людей, но они были под его защитой. Юноша и не думал, что стремление всех защищать может распространиться на светлоглазых.
– Что ж, по крайней мере, он примчался сюда со всех ног, – бросил король, отмахиваясь от женщины, которая пыталась забинтовать порез у него на лбу. – Видишь, Идрин? Так выглядит по-настоящему хороший телохранитель. Готов поспорить, он бы такого не допустил.
Капитан королевской гвардии с красным лицом застыл возле двери, затем отвернулся и выбрался в коридор. Каладин в замешательстве схватился за голову. Такие заявления от короля уж точно не могли помочь его людям поладить с солдатами Далинара.
В комнате толпилось полным-полно стражников, слуг и членов Четвертого моста с растерянным или смущенным видом. Натам был среди них – он дежурил вместе с королевскими гвардейцами, – как и Моаш.
– Моаш! – позвал капитан. – Тебе полагалось быть в лагере и спать.
– Как и тебе.
Каладин хмыкнул и, поспешно приблизившись, негромко спросил:
– Ты был здесь, когда это случилось?
– Только ушел, – сказал Моаш. – Мое дежурство с королевской гвардией завершилось. Я услышал вопли и прибежал обратно так быстро, как смог. – Он кивком указал на открытую балконную дверь. – Погляди-ка, что там.
Они вышли на балкон, который представлял собой каменный выступ вокруг верхних покоев дворца – террасу, высеченную в самой скале. С высоты балкона открывался прекрасный вид на военные лагеря и равнины за ними. Каладин увидел нескольких королевских гвардейцев, которые при свете сферных фонарей изучали ограждение балкона. Часть железных перил вывернулась и повисла над пропастью.
– Насколько мы можем судить, – пояснил Моаш, указывая рукой, – король пришел сюда, чтобы поразмыслить, как он обычно делает.
Каладин кивнул, следуя за Моашем. Каменный пол был все еще влажным от дождя во время Великой бури. Они достигли места, где перила были сломаны, и несколько гвардейцев расступились, пропуская их. Каладин заглянул за край. Перед ним была пропасть в добрую сотню футов, ее дно усеивали скалы. Сил спустилась туда, описывая ленивые светящиеся круги.
– Преисподняя, Каладин! – вскричал Моаш, хватая его за руку. – Ты нарочно меня пугаешь?
«Интересно, пережил бы я такое падение?»
Он однажды упал с куда меньшей высоты, наполненный буресветом, и приземлился без проблем. Юноша отступил ради спокойствия Моаша; на самом деле высота манила его еще до обретения особых способностей. Быть так высоко означало обрести свободу. Только он один и ветер.
Каладин присел, разглядывая те места, где опоры железных перил были вставлены в отверстия в камне и закреплены строительным раствором.
– Крепления перил не выдержали? – спросил он, поковырявшись пальцем в отверстии. На пальце осталась цементная пыль.
