отправились на Расколотые равнины, чтобы воевать ради отмщения, понимаете? Эти мраморные убили короля. Предполагалось, что это будет великое дело, и все такое. Биться ради мести, ради того, чтобы всему миру показать: алети не терпят предательства.
– Ага, – согласился Рэд, долговязый бородатый солдат, и выдернул один из прутьев, на которых держалась крыша ее фургона.
Теперь с каждой стороны их осталось только три. Рэд отбросил прут и удовлетворенно отряхнул рабочие перчатки. Клетка на колесах превратилась в средство передвижения, куда лучше подходящее для светлоглазой дамы. Он сел на край основания фургона, свесил ноги и подхватил рассказ Газа:
– Я все помню. До нас дошел призыв к оружию от самого великого князя Вамы, и призыв этот двигался по всему Дальнобрегу, точно облако вони. Каждый второй взрослый мужчина отправился воевать. Стоило отправиться в пивнушку, не надев повязку рекрута, как люди начинали спрашивать, не трус ли ты. Я записался добровольцем вместе с пятью приятелями. Все они сейчас мертвы и гниют в одном из этих про?клятых бурей ущелий.
– Так вы просто… устали воевать? – спросила Шаллан.
У нее теперь был письменный стол. Ну, обычный стол – небольшой, походный, его можно было с легкостью разобрать. Его вынесли из фургона, и она смогла проглядеть кое-какие заметки Ясны.
Караванщики разбили лагерь на исходе дня; они прошли достаточно, и Шаллан их не торопила, учитывая то, что им всем довелось перенести. После четырех дней в дороге они приближались к той части «коридора», где нападения бандитов делались куда менее вероятными. Они были уже недалеко от Расколотых равнин и столь желанной безопасности.
– Устали воевать? – переспросил Газ и, усмехнувшись, начал прибивать на место дверную петлю. Время от времени он поглядывал в сторону – это было что-то вроде нервного тика. – Клянусь Преисподней, нет. Это не мы, а шквальные светлоглазые! Не обижайтесь, светлость. Но чтоб их буря прибрала да потрепала как следует!
– Они перестали сражаться ради победы, – негромко пояснил Рэд. – И начали сражаться ради светсердец.
– Каждый день, – продолжил Газ, – каждый проклятый бурей день мы поднимались и отправлялись биться на эти плато. И наши войска не продвигались. Да и зачем им продвигаться? Великим князьям нужны были только светсердца. Вышло так, что из-за своих военных обетов мы попали в самое настоящее рабство. Записавшись в армию, мы утратили право на путешествия, которое полагается всем добрым гражданам. Мы умирали, истекали кровью и страдали, чтобы они обогащались! Только и всего. Потому мы сбежали. Просто бросили их и их войнушку.
– Ну, Газ, – заметил Рэд, – это еще не все. Будь честным с дамой. Разве ты не задолжал некоторое количество сфер ростовщикам? И еще ты ведь рассказывал, что едва не очутился в одном из мостовых расчетов…
– Забудь. Это все моя прежняя жизнь. В этой прежней жизни нет ничегошеньки, что имело бы значение сейчас. – Он закончил забивать гвоздь. – И вообще. Светлость Шаллан пообещала, что позаботится о наших долгах.
– Вам все простят, – подтвердила Шаллан.
– Видишь?
– Не считая вони изо рта, – прибавила она.
Газ вскинулся, его покрытое шрамами лицо покраснело, но Рэд просто расхохотался. Миг спустя Газ и сам тихонько рассмеялся. В этих солдатах чувствовалась какая-то отчаянная приветливость. Они ухватились за шанс вернуться к нормальной жизни и намеревались держаться. А когда работали вместе, не было ни единой проблемы с дисциплиной, и оба моментально бросались ей на помощь.
Вот и сейчас Газ поставил на место боковину ее фургона и, открыв засов, распахнул окошко, через которое полился свет. Он с улыбкой указал на плод своих стараний.
– Оно, конечно, недостаточно милое для светлоглазой дамы, но вы теперь хоть сможете глядеть наружу.
– Недурно, – сказал Рэд, лениво похлопав в ладоши. – Почему ты не говорил, что учился на плотника?
– Я и не учился, – ответил Газ и отчего-то помрачнел. – Просто довелось проводить много времени на лесном складе, только и всего. Кое-что запомнил.
– Газ, очень мило, – похвалила Шаллан. – Благодарю тебя от всей души.
– Пустяки. Вам бы пригодилось еще одно с другой стороны. Посмотрим, сумею ли я выклянчить у торговцев вторую петлю.
– Уже целуешь пятки нашему новому хозяину? – поинтересовался подошедший Ватах. Шаллан не заметила, как он приблизился.
Глава бывших дезертиров нес маленькую миску с дымящимся карри. Веденка чувствовала пикантный аромат перца. По сравнению с похлебкой, что она ела с работорговцами, это была бы отличная перемена меню, но у караванщиков имелась положенная женщинам еда, которую она была вынуждена есть. Возможно, стоило попробовать украсть немного карри, пока никто не смотрит.
– Мне ты даже не пытался что-нибудь подобное предложить, – продолжил Ватах, окуная в карри хлеб и отрывая кусок зубами. Он говорил с набитым ртом. – Похоже, ты счастлив, что снова прислуживаешь светлоглазым. Просто чудо, что ты не порвал рубаху, так много и так рьяно ползая на брюхе.
Газ вновь покраснел.
– Ватах, насколько мне известно, – заметила Шаллан, – у тебя не было фургона. Так в чем, по-твоему, Газ мог сделать окно? Может быть, в твоей голове? Я уверена, это можно устроить.
