для себя правду.
«Интересно, – подумала Шаллан, записывая сказанное в блокнот. Пока что ее интересовала не природа правды, но то, каким образом воспринимал правду Узор. – Может, это потому, что он из сферы Разума? Книги говорят, что Духовная сфера представляет собой место чистой истины, в то время как сфера Разума более изменчива».
– Если бы здесь не было людей, спрены смогли бы мыслить?
– Не в этой сфере, – признался Узор. – А про другие я не знаю.
– Непохоже, чтобы тебя это беспокоило, – заметила Шаллан. – Получается, твое существование зависит от людей.
– Так и есть, – ответил Узор по-прежнему беспечно. – Но дети зависят от родителей. – Он поколебался. – Кроме того, есть и другие, способные мыслить.
– Приносящие пустоту, – выдавила Шаллан, похолодев.
– Да. Я не думаю, что мои сородичи жили бы в мире, где существуют только они. У них есть собственные спрены.
Шаллан встрепенулась:
– У Приносящих пустоту есть особенные спрены?
Рисунок на столе уменьшился, сморщился, и его выступающие линии, наползая друг на друга, сделались не такими отчетливыми.
– Ну? – допытывалась Шаллан.
– Мы не говорим об этом.
– Возможно, стоит начать. Это важно.
Узор зажужжал. Она подумала, что он будет настаивать, но через минуту спрен продолжил очень тихо:
– Спрены… это сила… расколотая сила. Сила, получившая сознание через восприятие людей. Честь, Культивация и… и остальные. Частицы, отколовшиеся от целого.
– Остальные? – с намеком переспросила веденка.
Жужжание Узора превратилось в вой. Вскоре он сделался таким высоким, что она едва смогла расслышать единственное слово, которое он произнес с неимоверным усилием:
– Вражда!
Шаллан поспешно записала. Вражда. Что это такое – спрен ненависти? Возможно, большой и уникальный, как Кусичеш из Ири или Ночехранительница. Она никогда не слышала о спренах ненависти.
Пока Шаллан писала, в темнеющей ночи подошел один из ее рабов. На робком человеке была простая туника и штаны – этой самой одеждой ее снабдили торговцы. Подарок она приняла с благодарностью, потому что последние сферы лежали в кубке перед ней и их бы не хватило даже на трапезу в хорошей таверне Харбранта.
– Светлость? – окликнул раб.
– Да, Суна?
– Я… э-э… – Он куда-то указал рукой. – Другая дама, она попросила передать вам…
Он махал в сторону шатра, в котором жила Тин, предводительница немногих оставшихся у каравана охранников.
– Она приглашает меня в гости? – подсказала Шаллан.
– Да. – Суна опустил глаза. – Наверное, поужинать?
– Спасибо, Суна. – Веденка позволила ему отправиться обратно к костру, где он вместе с бывшими рабами помогал готовить еду, пока паршуны собирали хворост.
Рабы светлости Давар – тихая компания. У них на лбу татуировки, а не выжженные клейма. Такой способ менее жесток и обычно применяется к людям, которые добровольно принимали рабскую участь, а не потеряли свободу в качестве наказания за жестокое, серьезное преступление. Эти мужчины увязли в долгах или были детьми рабов, которые продолжали выплачивать долги родителей.
Они привыкли к труду, и их пугала сама идея того, что Шаллан им платит. Скудного жалования должно было хватить, чтобы большинство из них освободились до истечения двухлетнего срока. Им это явно причиняло неудобство.
Шаллан покачала головой, собирая вещи. По пути к шатру Тин она остановилась у костра и попросила Рэда поместить стол обратно в фургон и закрепить там.
Девушка немного переживала из-за своих вещей, но, поскольку сфер в сундуке больше не было, оставила его открытым, чтобы Рэд и Газ могли заглянуть внутрь и увидеть только книги. Она надеялась, что никому не придет в голову мысль в них рыться.
«Ты тоже пляшешь вокруг правды, – упрекнула она себя, удаляясь от костра. – В точности как историки, на которых сердишься». Веденка притворялась, что эти мужчины – герои, но не испытывала иллюзий по поводу их истинной природы. Дезертиры на многое способны, если что-то пойдет не так.
Шатер Тин был большим и хорошо освещенным. Женщина путешествовала не как простая стражница. Во всех смыслах она была самой загадочной
