сказала «мы». Что я сейчас имею в виду? Думаю, что могу позволить себе ступить на скользкую почву и высказать предположение, что Содружество каппи и Марсианская община – естественные союзники. Что-то вроде импровизированной повстанческой коалиции, если не возражаете. В этой гептаде нашими усилиями быстро образовался общественный центр, отстаивающий важные для каппи вопросы. В некотором смысле у нас имеется собственная гептада. И в аналогичном смысле вы, Рави и Цзянью, превратили свою триаду в мощный центр поддержки Марсианского движения. У вас есть своя триада. Таким образом, у нас уже имеются два важнейших компонента марсианской экспедиции. Нужно лишь собрать их воедино.
Рави слушал, кивая, потом заговорил:
– Этим готовы заняться два инженера из группы ЦМА. Они участвовали в строительстве «Нового Кэйрда», и у них руки чешутся взяться за новую задачу. Один из них даже готов отправиться с нами. Пол Фрил. Он был горячим сторонником колонизации Марса еще до Ноля.
Вмешалась Кэтрин, которая тоже все это время внимательно слушала:
– Мне бы не хотелось показаться скептиком, госпожа президент, но в каком именно смысле у вас «есть» гептада, или у наших друзей – триада, в которой они живут? Если речь лишь о мнении большинства жителей, то может быть. Однако…
– Однако что именно в данном контексте означает обладание гептадой? Ну да, доктор Куин, вопрос очень серьезный и я весьма признательна, что вы его задали. Столь многие понятия, которые мы всегда считали само собой разумеющимися, включая права собственности и личные свободы, теперь, в условиях объявленного Маркусом ПДУАП, оказались размыты. В условиях военного положения, если называть вещи своими именами! Отвечая на ваш вопрос, в качестве первого шага я хотела бы отметить, что свобода передвижения объекта неотделима от права собственности – она по существу и означает «обладание» каплей, триадой или гептадой.
– Что ж, в этом смысле мы все подчиняемся коллективной диктатуре роя, – заметила Кэтрин. – Куда и когда нам двигаться, решает «Параматрица».
– По существу – один из самых подлых инструментов контроля над обществом за всю историю человечества! – воскликнула Джулия.
Кэтрин была поражена:
– Без нее нам не избежать катастроф!
– В этом и заключается вся подлость, – кивнула Джулия. – Всегда можно заявить, что она требуется для всеобщей безопасности. Мы все обречены быть рабами «Параматрицы» до тех пор, когда и если кто-то наконец решит, что есть вещи и поважней.
На лице Цзянью читались одновременно любопытство и тревога.
– Если кто-то и решит, – указал он, – не изменится вообще ничего, если не перевести соответствующую каплю в ручное управление.
– Насколько я понимаю, это можно сделать в любой момент, – удивилась Джулия. – Или меня и тут обманули?
– Нет, – ответил Цзянью, – однако в «Параматрице» эту каплю сразу же будет прекрасно видно. И вся Система ситуационного мониторинга тут же забьет тревогу.
– В таком случае, – констатировала Джулия, – когда и если наступит время для решительных действий, придется позаботиться и о ССМ.
Бабушка Айви, которая родилась в Гуанчжоу, выросла в Гонконге и знала по-английски лишь несколько слов, управляла всем семейством из микроскопической отдельной квартирки, пристроенной к гаражу рядом с домом в Резеде. Восседая в своем раскладном кресле, замотанном изолентой (иначе бы оно развалилось), закутанная в вязаные шали, она непрерывно издавала буллы, декреты и фетвы, которые для тридцати с лишним ее прямых потомков и членов их семей, проживающих по всей долине Сан-Фернандо, обретали силу закона. Не сказать чтобы она была совершенно безразлична к деньгам, любви, безопасности и другим распространенным движителям человеческих поступков, однако в основном бабушкой руководило другое чувство, для ее вассалов не слишком понятное и потому загадочное. Англосаксы могли бы приписать ему специфический восточный смысл: «сохранение лица» или конфуцианское почтение к старшим. Айви в какой-то момент осознала, что это не более чем потребность во внимании. Все, кто приходил в дом или покидал его, должны были отметиться у бабушки. Причем просто заглянуть в дверь, поздороваться или попрощаться, было недостаточно; требовалось присесть на плетеный стул рядом с бабушкиным креслом, какое-то время там просидеть и что-то сказать. У бабушки не было иных способов добиться исполнения этого правила, кроме как изобретать все более мистические и причудливые пути, чтобы рано или поздно обрушить кары на головы отщепенцев.
Как теперь поняла Айви, Джулия Блисс Флаэрти относилась ровно к тому же типу. Если призвать ее к ответу и заставить оправдываться за свои действия, она наверняка объяснит их неким альтруистическим планом. И даже, возможно, сама в это поверит. Но дело будет совсем в другом. Она – как бабушка Айви. Если ты ей присягнул, то можешь рассчитывать на ее благоволение, а твоя репутация и значимость среди других присягнувших будет только расти. Отправив ее в каплю и совершенно про нее забыв, ты становишься врагом для нее и для ее приспешников. Никакой другой власти у нее нет. Однако если забыть про нее надолго, из нее может получиться могущественный враг. Статус экс-президента – причем не просто какой-то отставницы, а того самого экс-президента, который отвечал за создание Облачного Ковчега и даже применил ядерное оружие для его защиты – давал ей среди каппи определенный авторитет. Их последнее время воспринимали как деморализованных одиночек, только и ждущих лидера, который даст их жизни значение и смысл. Айви не смогла выяснить, что это: объективное положение дел или запущенный Джей-Би-Эф самосбывающийся миф. Так или иначе миф этот начал принимать очертания реальности.
Она смотрела на сидящую напротив Феклу и думала, стоит ли пересказывать ей все эти мысли. Поймет ли русская семиборка, да и захочет ли понять, ее давно покойную китайскую бабушку из Резеды?
