доложить свое местоположение командир взвода пока затрудняется, – майор Коваленко почесал карандашом переносицу. – Похоже, они слегка заблудились, что немудрено без проводника. В общем, нашу группу выбросим туда чуть позже.
– Товарищ майор, разрешите возглавить группу «Чат», я тот район хорошо знаю, – попросил капитан Марчук.
– Разрешаю. В вашей группе переводчик Земляков и ефрейтор Торчок. В группе «Отель» – лейтенант Спирин, старший сержант Мезина и я. Капитан Попов и старшина Шведова остаются здесь, на связи. Группы огневой поддержки и эвакуационную группу держать в постоянной готовности, – командир Спецотряда обвел взглядом подчиненных, ожидая вопросов, уточнений и возражений. Последние, учитывая разнородный состав оперативников, вполне могли случиться – вон как старшина челюсти стиснула – не желает в штабе прохлаждаться. Впрочем, Шведова сдержалась, Спирин хотел что-то уточнить, но передумал. Майор взглянул на Мезину, явно ожидая язвительного замечания, но старший сержант хранила непроницаемый вид.
– Так, теперь о средствах транспорта… – продолжил слегка разочарованный Коваленко.
…Группу «Отель» проводили. Коваленко взял с собой пару «виллисов», трескучих мотоциклистов и, для поднятия авторитета в глазах «аковцев», бронетранспортер с зениткой. Еще один бронетранспортер и полуторка-санитарка, забрав раненого Особого отряда и побитых бойцов из танковой бригады, ушли искать медсанбат.
Женька и Марчук сидели с водителями оставшихся броневиков и танкистами: двигаться было решено налегке, двумя броневиками, но «тридцатьчетверки» должны понимать примерный маршрут, дабы прийти на помощь, если возникнут сложности. Женька надеялся, что если сложности возникнут, то их удастся разрулить без участия танковых орудий и брони. Ибо «плечо» оказывалось длинноватым, да и заплутать в городе проще простого. Тут и с картой трудно что-то понять.
От рации выглянула Шведова: передовые танкисты сообщали, что имели краткое столкновение с пехотой немцев – враг был рассеян, а танкисты пересекли Стрыйскую дорогу и движутся в сторону парка или какого-то сквера.
Все было как-то не так. Во-первых, мешал автомат – Вадим пытался пристроить его и так и этак: если между ног, то короткий ППС неприлично высовывался рылом компенсатора, если положить поперек – норовил упереться стволом в кого-то из спутников. Красавица Мезина вроде бы неуклюжих маневров с оружием не замечала – демонстрировала безупречный профиль – впору на аверсе золотых дукатов-дублонов чеканить, и иногда вперед поглядывала. Излучает уверенность – в данном случае определенно весьма сродственную самонадеянности. Кстати, кажется, лишь Афину Палладу в шлеме-каске на монетах чеканили – ну, та и родилась в доспехах. Все-таки отталкивающе красива эта старший сержант, которая на самом деле особа абсолютно непонятного звания и ведомственной принадлежности. По существу, персонаж какой-то манги бессмысленной…
Но гораздо важнее «во-вторых». Резво катили «виллисы», тарахтели впереди мотоциклисты-разведчики, лязгал, не отставал М17 с зенитной установкой, и в этом движении имелось необъяснимое пренебрежение элементарной логикой. Напоремся, непременно напоремся…
БУП[66]-38 и 39, БУП-42, устав бронетанковых и механизированных войск 44-го года, сотни отдельных инструкций и памяток… Некоторые из этих наставлений Вадим Спирин мог цитировать наизусть параграфами и пунктами, а то и целыми страницами. Нельзя идти вот так, наобум, «на дурика». Сколько раз напарывались, и в те первые отчаянные и безнадежные годы войны, и в эти дни небывалых наступлений и прорывов…
Единственная пулеметная очередь из окна или подвала – и вся операция насмарку. Важная, действительно важнейшая акция, способная вывести Отдел к истокам бедствия, оттянуть катастрофу… И влететь сейчас под пулемет, под «кулак» фаустпатрона, будет абсолютной и непростительной глупостью. Или поймать пулю снайпера. Скорость не так велика, но если майор не удержит руль…
Коваленко уверенно крутил тонкую и широкую «баранку», джип свернул за мотоциклистами в узкую, неприятно тенистую улочку. Сейчас упадет с крыши связка гранат, стукнет длинной деревянной ручкой по капоту…
«Виллис» – очень уязвимая машина. Недаром янки в Нормандии и Италии пытались ее бронировать подручными средствами. А пассажиры джипа – грибы-поджарки на сковороде. Практически открыты со всех сторон. Любая пуля, понимаете, любая…
В принципе Вадим осознавал, что иного выхода нет. Невозможно зачистить, прочесать все дома, установить на каждом перекрестке бронетехнику, уничтожить затаившегося противника хорошо подготовленными штурмовыми группами. Нет сил и средств. Командование 1-го Украинского фронта о Психе и важнейших задачах опергруппы ничего не знает, а знало бы, не поверило. Все происходящее – очевидная нелепость и кустарщина. И вмешательство напыщенного полковника Попутного (явного прощелыги и авантюриста) абсолютно ничего не решит. Пусть полковник и изыскал технику и людей – странно, как это ему удалось в условиях уже начавшегося и перешедшего в малоуправляемую на местном уровне фазу наступления – но риск неоправдан. Существует порядок, и порядок всегда бьет класс. Закон мироздания, пусть напрочь сухой, пусть лишенный поэзии и блеска порывов личного и массового героизма, но закон…
Вадим много знал о войне. Знал ее бухгалтерию, ее заблуждения, ее мифы. Знал механику и логику этих грандиозных событий. И знал случайности войны, те моменты, когда от пренебрежения мелочами, от слепой пули, от наезда на мину менялась история…
Как будто они не понимают. Коваленко, пересадивший шофера в кузов и уверенно ведущий джип, пулеметчик, пристроивший «дегтярева» на опущенном и треснутом лобовом стекле. Сам шофер, сжимающий обшарпанный карабин и с любопытством поглядывающий на фронтоны старинных зданий. Мезина,
