– Курить вредно! – рявкнул Земляков. – Принимай! Она в крайне тяжелом.
…Закрутилось. Каталка на устрашающе-бесшумном резиновом ходу, медбригада: уверенные люди, точно знающие свой маневр. Исчезло пятнистое тело на каталке за сияющими дверьми – увез нержавеющий лифт. Еще дышит старшина, значит, шанс есть.
– Ну? – спросил маленький кругленький фээспэпэшник.
– Работаем, – заверил Женька. – Дай руки помыть, и на Фрунзенскую ускоренно переправляй.
В машине хорошая связь имелась, в Отделе об эвакуации уже знали. Уточнили координаты для возвращения. Не первый раз, алгоритм действий предельно ясен. Потом Земляков позвонил с мобильного Иришке – на дежурство рыжая товарищ ФСПП-оперативница второй категории только утром заступала. Сказал, что пролетает транзитом, все нормально, только вот Шведову слегка подранило. Сочли целесообразным раненую сюда перебросить. Было слышно, как Иришка вдавливает поглубже в себя сотни ахов и вопросов. Кое-что уточнила и сказала, что «целует».
– Хорошая жена – великое дело, – заметил водитель.
– Еще бы, – Женька вернул телефон. – Повезло мне. Ну и ей тоже нехило подфартило.
Засмеялись…
Москва зажигала огни теплой летней ночи, за спиной осталось желто-сиреневое сияние Старо-Андреевского моста, оперативная машина, тактично взблескивая мигалкой, свернула к Фрунзенской. Задерживаться и задумываться не будем, в опергруппе ждут…
…Ночь спустилась дымная, душноватая. Бой у вокзала стих – надо думать, наши все же подстерегли и раздолбили досаждавший немецкий бронепоезд. Возможно, танки, ушедшие от Особого отряда, в том деле решающую роль сыграли – командир отрядного взвода «тридцатьчетверок» о действиях бронепоезда знал чуть больше, чем зажатые на вокзале танкисты.
…Вадим вполне приноровился – желтые патроны вставали в магазин сами собой. Ну, почти сами собой. Вообще-то, странное это ощущение – пытаться осмыслить свой первый бой. Лейтенант Спирин выпустил примерно двадцать – двадцать пять патронов. М-да, нужно было точно посчитать. Статистического значения точная цифра, конечно, не имеет, просто любопытно. Черт, ну и ерунда в голову лезет…
Полчаса назад Вадим впервые стрелял по людям. Представляя, как это будет, мелькали мысли о нравственном выборе и прочая достоевщина. Нет, не было особого выбора. Маневренный уличный бой, для подошедшей группы весьма скоротечный. Лично довелось увидеть одного из стрелков противников – на долю секунды мелькнул за забором. Что скрывать, ощущалось некоторое разочарование: рассчитывал встретиться с подготовленными вояками «Кукушки» или хотя бы с егерями 101-й горной. А тут националисты. Сунулись опрометчиво, попали под раздачу. Неудачно. И для этих бандитов, и для Особого отряда. Три машины уничтожены, разбита одна из раций, пять человек погибло, шестеро раненых, среди них капитан Попов. Без здешнего куратора работать будет сложно.
А Марина, видимо, умрет. Даже если успеют доставить в современный госпиталь. Череп практически разбит, кома, потом…
Вадим поспешно переключил мысли на иное. Свидетелей «эвакуации» чересчур много. Обязательно слухи пойдут. Стратегические планы подготовки долгосрочного сотрудничества смяты. Надо полагать, полковник Попутный поставит на вид бессмысленное раскрытие опергруппы. Стоила попытка спасти единственную жизнь полного сбоя стратегических планов? Видимо, нет. Но как можно не попробовать помочь?
Выбор – очень сложная штука. Выбор между целесообразностью и моралью попросту жуток. Кстати, пример прошлой операции показателен. Коваленко «запустил маркер» в 9-м танковом корпусе. Воздействие дало длинный вектор: окруженную Пружанскую группировку противника добили, генерал-майор остался жив, никаких бронебойных и иных снарядов в его машину не прилетело. Успешно командовал до победы: это его танкисты прорвались под Штрасбургом и Деммином и первыми вышли к Эльбе. Уже после победы получил звание Героя…
Не стал Героем и генерал-лейтенантом другой человек. Командир 1-го гвардейского танкового корпуса погиб 17 июля восточнее Минска. Машины конвоя обстреляла бродячая группа немцев. Абсолютная случайность – кроме комкора оказался легко ранен лишь автоматчик охраны.
Вектор оказался длинен, но узок и на общую ситуацию не повлиял. Оба генерала-танкиста были храбрыми и достойными людьми. Но как оценить «маркер»? Целесообразность или глупость? По существу, капитан Коваленко вздумал примерить на себя тунику мойры. Довольно тесная и колючая одежка, что и говорить…
…Нет, нужно на что-то отвлеченное, лирическое переключиться. Вот сидят на раскуроченном диване Мезина и Коваленко: оба рослые, красивые, боевые до мозга костей и даже глубже. Мухина[82] с них бы запросто изваяла что-нибудь типа скульптурной группы «Разведка и ОСНАЗ». Высотой метров в пятьдесят, из легированной стали. И чего бы Валере с этой непробиваемой зеленоглазой моделью свои чувства не связать? Старшина Марина слишком земной была, слишком хрупкой. Жаль девчонку…
– …Группа захвата будет в квартире: человека четыре, там тесновато, развернуться негде. И три группы снаружи – блокируем бандерлогам отход, – палец «сержантки» скользил по схеме квартала.
– Здесь принято говорить «окружаем», – глухо напомнил Коваленко.
– Нехай «окружаем». Они шустрые, обратно ломанутся.
– Уверенности нет, что оуновцы с нашим делом связаны. Твои «расколотые» сами толком ничего не знают.
