– Косвенная причастность вполне вероятна, – Попов, устроившись на трехногом стуле, баюкал подвешенную на бинте раненую руку. – И иных вариантов у нас пока нет.
– Это точно, – согласилась Мезина. – Ты бы в санбат заехал, капитан. Воспалится, забот не оберешься.
– Непременно заеду. Но утром.
– Подытоживаем. Технику загоняем в лагерь, к позициям выходим мелкими группами. Мы с Мезиной на явке, остальные в заслонах. Двинулись, – майор резко встал с взвизгнувшего дивана.
– Да, пошустрей бы, а то у нас там двое бойцов с подследственными. Наверное, уже беспокоятся, – я им реактивной ласточкой вернуться обещала, – Катерина, морщась, отцепляла от камуфляжных шаровар диванную пружину.
Не успели выйти, как загремело за дымящимися машинами. Бойцы рассыпались, занимая оборону, но, судя по комментариям из дыма, там были свои.
– Вот кто «ласточкой», – ухмылялась Мезина.
Женька кашлял, хлопал по прожженному искрами масккостюму, двуязыко ругался и требовал свое оружие…
На оставшейся технике Особый отряд двинулся к Цитадели…
Имелись у Миколы сомнения, ох, имелись. Знает ли чотовый, что делает? Що-то не те командиры Грабчаку в последнее время попадались. Вовсе не к победам вели, а чаще наоборот…
Вернулись хлопцы – Микола разговора толком не слышал, но догадался – не так у них пошло. Мордатый Сашко все на шепот-крик срывался, автоматом тряс, Кныш на подчиненного шикал. Микола перестал притворяться, что спит, сел на топчане. Чотовый позвал к столу:
– Не взяли мы нормальный транспорт. Двумя подводами придется идти.
Выходить надлежало через час, когда окончательно стемнеет. Новому подпольщику дали винтовку, и Микола сел чистить оружье. Не, ну разве выйдет толк? Опять русская винтовка, да еще загаженная. Настоящему бойцу один позор с таким оружием кацапским и устаревшим.
– Ну, хлопцы, большое дело мы делаем, – внушал Кныш. – Трудно будет, но надо. Советы не так сильны, как кажется. Сейчас у нас редкостный шанс их сломить и в могилу свалить.
Хлопцы помалкивали, готовились. Вскрыли тайник в углу подвала: патроны, гранаты. Хозяин, полковник Булк, принес чайник, поужинали. Колбаса оказалась прогорклой и окаменевшей, хлеб черствым, а вареные яйца мелкими. Миколу вновь начали одолевать сомнения: с провизией дело дурно, боеприпас заскорузлый, идти непонятно куда… Не лучше ли отстать и командира поменять? Грабчак – вояка опытный, повидавший, но тут никакой уверенности…
Кныш, словно догадываясь, нехорошо улыбнулся:
– Ты, Шокол, верь. Как по сметане проскочим. У меня рука легкая. Що хлопцев в акцию вести, що брюхо взрезать – не дрогнет.
– Сомнений не спытываю, – заверил Микола. – Винтовка заботит. У меня карабин ладненький был, пристрелянный. Эх, имелись бы тогда патроны, разве оставил бы карабинчик. Може, еще мимо будем проходить, откопаю.
– Всё може быть. А пока иное заботит, – чотовый ткнул пальцем вверх. – Надежнее, хлопцы, нам хозяина трошки приструнить. Ненадежен пан полковник, языком трепать слишком любит, наболтает лишнего.
С паном Булком поступили по-простому. Чуял що-то недоброе хозяин, даже к двери попробовал бежать. Да куда ему, дряблому. Микола держал полковника за одну руку, Сашко-Кнут за другую, а Тарас-Снежка ремень на шее затягивал. Пан полковник хрипел, ногами меленько и часто переступал, словно спешил куда-то. Наконец отяжелел, обвис в руках.
– Тута крюк есть, – сказал стоявший в дверях и наблюдавший за акцией Кныш. – Поднимите его.
Подвесили хозяина, вернулись за оружием и снаряжением. Протискиваясь в дверь и отводя в сторону непослушное тело повишеника – пан полковник щурился неодобрительно, седой бородкой укоризненно поводил, – Микола подумал, что неловко сделали: кто ж на ремне вешает? Этак любой следователь раскусит, глянув на узел да на следы на шее. Нужно было веревкой удавить, да толком подвесить – в былые добрые времена в полиции по таким делам толк знали. Впрочем, Грабчак здесь человек новый – що ж с непрошеными советами лезть? Вот халат с кистями у покойника хорош – надо будет после войны себе такой справить. Можно бы и этот, вишневенький, снять, но куда ж трофей денешь? Эх, война…
Ночь была темной, тревожной. Постреливал город, не спал. Подпольщики шли дворами и дырами в заборах, Микола через пять минут ориентиры утерял, просто за Тарасом шел, бежал, да в щели протискивался. У переулка застряли: проносились по улице очереди пулеметные, взблескивали редкими трассирующими светляками. Вот же погань беспорядочная: наугад ведь постреливает, мог бы и аккуратность проявлять. Нет, у германцев все ж нужно учиться – те как по хронометру строчат…
Сидел в пахучей, облюбованной кошками нише казак Грабчак и невеселую думу думал: о немцах, что предательски несчастную Украину на полпути бросили, в Новую Европу так и не вывели, о поражениях нелегких. Но больше о своем собственном, сложном грабчаковском положении размышлял. Не думает чотовый в город возвращаться, раз ликвидировал хозяина такой надежной крыивки. Ох, опасно. Тут своей головой рискуй, заданье выполняй, а как
