— Надо было подумать об этом прежде, чем пытаться меня убить, — процедила сквозь зубы.
— Что ты несешь? Я не пытался тебя убить. — Он, наверное, хотел это выкрикнуть, но закашлялся и выговорил так, словно находился при смерти.
— Поэтому ты ранил Феньку? Поэтому ты опрокинул нас на скалу? Поэтому натравил своего дракона? — У меня задрожала нижняя губа. Пришлось стиснуть кулаки, чтобы вернуть себе самообладание.
— Нет, нет, нет, — затараторил он с удивительной прытью, хоть голос и звучал очень тихо. — Нет! Я бы никогда, никогда!
— Ты пытался меня убить, — холодно сказала, чувствуя удовольствие от того, что могу причинить ему боль этими словами.
— Я не хотел тебя убивать, я тебя любил, — прохрипел он.
Тут моей выдержки не хватило. Я сделала шаг ближе и с ненавистью выдавила:
— Я спасла тебе жизнь, ничего — ничего! — не попросив взамен. А ты. Хотел. Меня. Убить.
— Нет, нет! — взвыл он от боли, видимо, попытавшись пошевелиться.
И если до этого мужчина сидел, прижав к себе колени, то теперь завалился на бок и припал щекой к холодному полу.
— Ты любишь своего герцога? — зашептал он. — Любовь не бывает одна на всю жизнь. Любви много. Любят много, много, много раз. Я любил семь раз, я люблю тебя, ты восьмая. Я. Тебя. Люблю.
Пришлось закусить губу, чтобы он не услышал моего судорожного вздоха.
Я не выдержала. Отвернулась. Стоя к нему спиной, подняла руки и поняла, что пальцы не слушаются. Дрожат так, словно это я кого-то убила. Внутри разгорались ярость, отчаяние, страх. Медленно приходило осознание случившегося.
Волна неизбежности происходящего захлестнула с головой. Показалось на секунду, что я действительно нахожусь под водой и у меня нет ни единого шанса вырваться на поверхность, глотнуть хоть немного свежего воздуха. Будто вокруг всегда будут только эта удушающая вонь и боль, которая расползается по всему телу. Боль других семи девушек.
Не выдержав, я согнулась пополам, открыла рот и заорала беззвучно. Из горла вырвался лишь сиплый выдох. Так должен был подумать психопат, сидящий позади меня.
На самом деле я выплескивала отчаяние.
Спустя несколько мгновений стиснула зубы, вытерла костяшками трясущихся пальцев слезы под глазами и повернулась к Рогатому Догу.
— Ты убил их всех, — сказала ему ледяным голосом.
— Я не убивал! Я их любил! — яростно заорал он и застонал хрипло, надрывно.
— Ты их убил, — повторила, хоть и понимала, что это бесполезно.
Рогатый Дог родился психопатом.
Он прекрасно адаптировался в мире, был отличным товарищем, хорошим наездником, шутил и ругался так же, как и все мы. Он прекрасно нас копировал.
И сделался убийцей. Так он понимал любовь.
Уходя, я приложила ладони к ушам, чтобы не слышать его отчаянного стона:
— Я их любил! Любил! Я их любил!
Уже схватившись за ручку двери, вдруг вздрогнула, когда он особенно надрывно воскликнул:
— Джон!!! — Не хотела останавливаться, но ноги словно налились свинцом и вросли в землю. — Джон! Забери эти апельсины! Зачем ты их принесла?! Забери! Я ненавижу апельсины!
Он захныкал, поняв, что я не вернусь.
Не знаю, каким чудом умудрилась все-таки открыть эту чертову дверь. Вышла за порог темницы, увидела стражника, терпеливо дожидающегося возле лестницы.
— Вы в порядке, миледи? — услышала его обеспокоенный голос.
После чего согнулась пополам, чувствуя лишь невероятное омерзение.
Меня снова стошнило.
Я говорила Ричарду, что все хорошо. Улыбалась ему тепло, нежно. Обнимала его. Смеялась над его шутками. Я заверяла, что в порядке.
Но я была не в порядке.
Ричард ворвался в ванную как раз тогда, когда сознание медленно начинало ко мне возвращаться. Сквозь пелену прорвался испуганный голос Эрты:
— Я зашла, чтобы потереть ей спину, милорд! А она лежит на полу! Я так испугалась!
— Мм, — болезненно застонала я, поморщившись от надрывных ноток в интонации женщины.
