— Операция — стоп! — Гофман рявкнул так, что у Сташевского чуть не лопнули барабанные перепонки. — Что ты, курва, имеешь в виду? — Это он уже добавил, по крайней мере, тише.
— Ничего не происходит. Никакой опасности нет.
— Так с кем ты тогда разговариваешь?
— Говорил. С Мищуком.
— Покажи его.
— Так я же гляжу на него.
До Славека донеслись тихие голоса на фоне.
— Камера номер один, на виске — ничего.
Сташевский узнал голос техника.
— Камера номер два, в сумке — ничего. Камера номер три, на крыше — ничего.
— Сканирование в инфракрасном излучении?
— Ничего нет.
— Славек, — это опять Гофман в ухе, — прицелься в него лазером.
Сташевский поднял сумку и направил в соответствующую точку.
— Что у тебя там? — снова Гофман.
— Наведение на ближайшую стену. Тридцать метров, — это снова техник. — А кроме того, совершенно ничего нет.
— Славек, — на сей раз Гофман поднес микрофон поближе к губам, — тебе и вправду ничего не угрожает? Если не можешь говорить, трижды подуй в микрофон.
— Говорить я могу, — ответил на это Сташевский. — Мне грозит страшная опасность, только пистолеты с автоматами от нее не спасут. Оставайся на посту.
Гофман долго не желал соглашаться, ворча под нос непонятные ругательства.
— Ладно. Делай, как хочешь, — наконец-то произнес он понятным языком.
Мищук неподвижно сидел в течение всей этой беседы, из которой должен был слышать только половину. Но в самом конце слегка дрогнул.
— Не верят, что вы со мной разговариваете? — спросил он.
— Ага. Не верят.
— Вот и вся ваша техника. Разве что собаке на будку.
Сташевский положил руку на спинку лавочки, вынул из кармана пачку сигарет.
— Видите ли… Техника — это не одни только устройства, такие или иные. Это еще и искусство дисциплинированного мышления.
— О, не знал.
— Да ладно уж. Закурите?
— С удовольствием. — Мищук взял сигарету из протянутой пачки, наклонился, прикуривая от американской «Зиппо». Сташевский, затягиваясь, шепнул в микрофон, скрытый в часах:
— Гофман, сколько ты видишь источников огня в инфракрасном диапазоне?
— Один, — тут же прозвучал ответ. — Твой. — Еще несколько секунд на раздумья. И вопрос: — Сколько сигарет было у тебя в пачке?
— Тринадцать.
— А сколько сейчас?
Пряча свои «Golden» в карман, Сташевский пересчитал пальцем.
— Одиннадцать. Где еще одна?
— Момент. Камера три, увеличение.
Пять секунд тишины.
— И что?
— Валяется под лавкой. Не горит. Наверное, ты упустил.
Мищук широко усмехнулся.
— Мало того, что не верят те, что слушают, — он затянулся и выпустил густой клуб дыма, — так и вы мне не верите.
— А как я могу верить человеку, который погиб лет шестьдесят назад. Именно здесь. В этом месте.
—
Мищук вытащил из кармана штанов приличных размеров бутылку, затычкой которой служила свернутая бумажка. На них обоих были военные штаны с огромными карманами. И те, и другие — американские. Хотя у Мищука это следовало из необходимости и поставок УНРРА, а у Сташевского — исключительно
