Он повернулся к Мищуку с Васяком.
— Оригинальный текст звучит так: «Нам стрелять не приказывали, я поднялся на пушку и глянул на поле бое; гремело двести орудий. И я видел их командующего: прибежал, мечом махнул, и словно птица, крылья войска своего свернул…»[35]
— Здорово, — сказал Васяк. — А когда была эта резня?
— Давно, очень давно. — Проводник только махнул рукой и разочарованно устроился в углу балкона.
— Наши выиграли?
— Не до конца. Ордон, командующий, взорвал свой редут. Похоронив своих и чужих.
— Ух ты! — Васяк был явно увлечен. — Так это был свой парень. Умный. Не хотел, чтобы его люди отправились в Сибирь, в гулаг.
Его перебил Мищук:
— А мы отправились, как последние тумаки.
— Ой, перестань. Мы, простые крестьяне. Мы же не знали, что оно такое минус сорок. А Ордон был парень ловкий. Откуда-то все это знал, вот и взорвал себя. Вот же, блин, повезло, зараза!
— Видимо, в газете вычитал.
Тут снова вмешался Борович.
— Хватит, Панове. Мицкевича я привел для того, чтобы обратить ваше внимание на магию чисел. — Он глянул на обоих милиционеров. — «А имя его: сорок и четыре».
Мищук прямо присел.
— Езус-Мария! Его звали Сорок Четыре Мицкевич? Это стольких их мать родила? Невозможно.
Борович поник.
— Звали его Адамом. Только я не это имею в виду. А магию чисел. Сорок четыре. — Он глянул на Васяка, который носил часы. — Который час?
— Тринадцать минут второго.
— То есть: тринадцать — тринадцать, правда?
— Ну да.
Бывший полицейский задумался.
— Давайте попробуем повести это следствие не по-крестьянски, не по-пролетарски, но в соответствии с уставом довоенной полиции, которая, возможно, с романтической поэзией мало чего имела общего, но, по крайней мере, знала о ее существовании. И без партийных предубеждений. О-Кей?
— Чего?
— Спрашиваю, согласны?
— Ага. Только мы такие религиозные партийцы, что аж страх. — Васяк едва держался на ногах, потому что трофейный спирт таки в голову бил хорошенько.
Сташевский продолжал доставать писателя по телефону.
— И что было в твоем романе дальше?
— Ну, ты же читал.
— Да. Но мне хотелось бы знать, где ты нашел источники.
— В полицейском управлении, в городском архиве, в библиотеке университета и библиотеке политехнического.
Вздох.
— Так это в универах такую муть хранят?
— Боже! Парень, я же тебе и объясняю! — По-видимому, Анджей принял чего-то в избытке, поскольку голос хрипел. — Вот входишь ты в библиотеку, и что видишь?
— Ну, что я вижу, — теперь уже Сташевский не высказывал уверенности. — А что я должен видеть?
— Ты, наверняка, видишь целую стену книг.
Сташевский тут же согласился.
— Точно. Все стены заставлены томами.
— А знаешь, что вижу я?
— Что?
— Двух очаровательных девочек-библиотекарш. Которым их работа полностью уже осточертела. — Анджей сменил тон. — А знаешь, что видят они?
Сташевский испытывал все больший интерес.
