— Что-то не помню, — пробормотал Резунов и посмотрел на часы.
— Да ты гляди не на часы, а сюда.
— А что тут такого особенного? — недовольно спросил он. — Горы как горы. Памир, наверное?
— Это не просто горы. Если смотреть на них долго и не отрываясь, то они… Подожди, не могу найти верное слово…
— Ждать некогда, детка. Потом расскажешь. Сейчас придет Галька.
— Ну и что?
— Не доходит? Дочь она мне. Не надо ей тебя у меня видеть. Ей уже двенадцать, она все понимает.
Оля захлопнула книгу и насмешливо взглянула на Резунова.
— Боишься, значит!
— Да не в этом дело!
— Тогда скажи в чем!
— Ну боюсь, боюсь, — признал, смеясь, Резунов и потянул Олю с дивана. Он дал ей сумку и стал ее выпроваживать.
— Страх есть страх, — крикнула она, когда он открыл входную дверь.
— Да тише ты! — взмолился он.
— Смелость есть смелость! — крикнула она еще громче, идя к лестнице.
С драгоценной книжкой в сумке Оля отправилась не к Михину, а в общежитие, к Алику. Он был в комнате один и выглядел мрачным. «Из-за Резунова», — решила Оля. Она села на его койку, приглашающе махнула ему рукой и открыла свою книгу.
— Гляди, что у меня.
Алик вяло подошел к сестре и сел рядом. Оля принялась медленно переворачивать страницы, пропуская перед глазами брата один горный пейзаж за другим — с долинами, сидящими и стоящими фигурами, всадниками, выбитыми в скалах изображениями, храмами. Она переводила взгляд с книги на Алика, радуясь, что его лицо светлеет.
Дойдя до картины, которую она впервые увидела у Михина, Оля остановилась.
— Что скажешь?
Алик замялся.
— Дыхание сдавливает?
— Что-то в этом роде.
— Я знала, что и ты это почувствуешь! Одна кровь!
Алик внезапно встал с кровати и прошелся по комнате.
— Ты что такой? — спросила недоуменно Оля.
Брат вымученно улыбнулся.
— Какой — такой? Тебе кажется.
— Это Рерих, — вернулась Оля к книге. — Слышал о таком художнике?
— Нет.
— Вот это меня и мучит. Друг Советского Союза, а его никто не знает. Он ведь не у нас жил, а в Индии, понимаешь? Как же это может быть? Здесь что-то не то. И фамилия не русская.
Алик только пожал плечами в ответ.
— Мне кажется, Михин мутит воду, — продолжала сестра. — Поедем прямо сейчас к нему вместе и доберемся до правды, а?
— Я не могу, — быстро отказался Алик.
— Ты что такой? — опять удивилась Оля.
— Да никакой я не такой. Что ты заладила одно и то же?
Оля посмотрела на брата внимательно.
— Ты должен мне все рассказать! — потребовала она и отложила Рериха.
— Мне нечего рассказывать! — отрезал Алик.
Оля оторопела: он прежде никогда так резко с ней не говорил. Взглянув на сестру, Алик оправдался:
— Тошнит меня. Съел что-то не то в столовой. Ты сама поезжай к Михину. Поезжай, не волнуйся. Я полежу часок и пройдет. Это несильно. Просто муторно. Не обижайся.
— Я понимаю ваше недоумение. Олечка, — сказал Михин, — но отбросьте подозрения. Рерих — безупречная личность, без пятнышка. Уехал еще из
