царской России, потому что задыхался в дореволюционной атмосфере. Будучи за границей, с радостью воспринял новость об Октябрьской революции. В Отечественную войну собирал средства для помощи Красной Армии. Видел в России единственную спасительницу мира от фашистской чумы. Писал статьи, исполненные самого высокого патриотизма. Он был бы сейчас здесь, если бы не смерть. Смерть настигла его при подготовке к возвращению на родину.
— Почему же он не вернулся раньше? Сразу после революции?
— Олечка, он же художник. Это надо понять. Он начал одну работу…
— Никакая работа не может оправдать добровольный отрыв от родины, — возмущенно перебила Михина Оля. — Вы можете оправдать человека, бросившего свою мать?
— Вы не горячитесь, Олечка. Ну зачем же так горячиться? Картины Рериха вас задели, верно? А почему они такие? Потому что судьба у художника была особенная.
— Горы можно писать и у нас в Средней Азии.
— Я думаю, что Рерих любил Россию не меньше нас с вами. Он жил в отрыве от родины по необходимости.
— У него было задание? — встрепенулась Оля.
Михин улыбнулся и сказал:
— Можно сказать, что да.
— Секретное?
— Да.
— Почему же тогда ВЫ об этом знаете? — спросила Оля коварно.
Михин усмехнулся:
— Это не такое задание, о котором вы думаете. Мне известно об этом от одного рижского искусствоведа. Он был близким знакомым художника. Люди из круга Рериха знали о его деятельности в Индии. Я имею в виду те ее стороны, о которых не говорится в его жизнеописании. — Михин кивнул на шкаф, куда уже успел спрятать возвращенную Олей книгу.
— Я тоже хочу знать об этих сторонах, — заявила Оля с решительностью. — Расскажите мне, Вячеслав Иванович, о Рерихе все, чтобы я не думала дурное.
Михин посмотрел на нее пристально и спросил:
— Как вы относитесь к легендам?
— Как к фольклорному жанру. При чем тут легенды?
— А при том, что Рерих относился к легендам как к замаскированной правде. Он считал, что в образах и символах спрятана неизвестная для большинства из нас действительность. В Индии, Монголии, на Тибете ходят рассказы о Шамбале, таинственной горной стране, где живут высокоразвитые люди. Они умеют, например, общаться с другими на расстоянии. Вот мы с вами сидим здесь, разговариваем о Шамбале, а там, может быть, кто-то нас слушает. Если надо, он может отправить вам или мне прямо в сознание свою мысль — так, как мы посылаем телеграммы.
— Что за чушь! — воскликнула Оля и вдруг почувствовала озноб.
— Вы что, опять дрожите, Олечка? — спросил озабоченно Михин.
— С чего вы взяли? — отказалась она признать очевидное. — И Рерих в эту глупость верил?
— Говорят, он сам получал такие «телеграммы».
— Он это просто вообразил! — воскликнула Оля.
— Горные пейзажы Рериха, что вы видели, связаны с его экспедициями. Он предпринял несколько экспедиций в поисках Шамбалы. Никто не знает, где она находится. В легендах говорится, что Шамбалу могут найти только те, кто туда вызван. Рерих искал ее в Гималаях, на Тибете. Он даже был у нас на Алтае. Легально, разумеется — вы не подумайте. Интересно, что в Сибири, вокруг Байкала, тоже ходит легенда о загадочной высокогорной стране без адреса. В одних местах ее называют Беловодье, в других — Нагорье…
— И нашел Рерих Шамбалу? — оборвала Михина Оля.
— По-моему, нет.
— Значит, он туда не был вызван! — злорадно заявила она. — Высокоразвитые люди, телеграммы в сознание — как можно в это верить?!
— А почему вы так нервничаете, Олечка? Разве мы, в нашей стране, не провозгласили, что возможности человека неисчерпаемы?
Оля вскочила, поискала слова, не нашла их и сбивчиво проговорила:
— Я пошла. Мне надо идти. Мне надо подумать…
И бросилась к двери.
Душистый апрельский воздух, овеявший Олю на улице, снял ее дрожь, но тогда началось другое. Солнечная Москва потускнела и отодвинулась, а перед Олиными глазами возникли розовые и голубые горы Рериха. Картины наплывали друг на друга, изображенные на них фигурки двигались и, оставляя
