— Мы еще не стали компаньонами.
— Как так? Мы вместе собираем материал для твоей повести.
— Скажи пожалуйста!
— Это начало.
— Начало уже кончилось! — объявила она. — Мне надо идти.
— А как же письмо?
— В другой раз! — ответила Надя через плечо, уже направляясь к двери.
Я поймал себя на том, что ее заносчивость перестала меня раздражать.
— Осталась еще эта старуха… как ее… — Комиссар Замоскворецкой районной ЧК Сочельник замешкался.
— Налама, — подсказал Степан. Леша Каманов и Богдан Белянкин, его товарищи по оперативной группе, одновременно глянули на него, каждый со своей ухмылкой.
— Тебя спрашивают, Линников? — гаркнул Сочельник и полез в карман. Он извлек оттуда бумажку и дальше говорил по ней: — Налама, настоящая фамилия — Симакова. Буддистка. Спекулирует золотом. Прячет у себя золотого идола. Сама вся в золоте. В общем, — подвел он итог, — случай серьезный, но так получается, что идти к этой спекулянтке я не могу. Уже почти полвосьмого, а мне мать еще хоронить.
— Ой, — вырвалось у Леши, — у тебя, товарищ комиссар, мама умерла?
— Давай без соплей! — прикрикнул на него Сочельник. — Короче, пойдете к Наламе-Симаковой одни. Старшим будет…
Белянкин был самым крепким из этих ребят, но именно его, хитрюка, Сочельник особенно не любил.
— Линников будет старшим.
И, выбрав Степана, мрачного тощего парня, отличавшегося убийственной памятью и равнодушием к имуществу, Сочельник дальше обращался только к нему:
— Кто дал сигнал, неизвестно. Письмо без подписи, дата поступления — 11 ноября 1919 года. Это значит, что оно лежит у нас в отделе неделю, и откладывать это дело больше нельзя. Сигнал проверить. Как опознать золото — вы теперь научены. Если золото у Симаковой и правда имеется, его — изъять, а спекулянтку — под арест. Дело сделаете — забирайте паек и по домам. На сегодня все.
Тройка была на дежурстве уже тринадцать часов.
По дороге к Наламе Леша спросил:
— А кто вообще эти би… бо… буситы?
— Буддисты, — поправил Степан. — Это вера такая. У православных — Христос, у буддистов — Будда.
— Откуда ты это знаешь? — поразился товарищ.
— Читал.
— Про этих… как их… читал?!
— И про этих, и про других. Я про всех читаю, понял?
Когда подходили к дому Наламы, Степан объявил:
— Допрос поведу я! В допрос не встревать!
Богдан сплюнул.
— Гляди-ка, — сказал он, — ну, прям, командир! Заставь дурака молиться…
Не успел он договорить, как Линников вцепился в него и стал душить. Леша еле-еле растащил их.
— Я тебя за «дурака» в следующий раз… — прорычал Степан и подкрепил угрозу ударом под дых.
Пока Богдан ловил воздух, он открыл дверь подъезда и бросил через плечо Лепте:
— А ты, Каманов, больше не суйся, понял?
Комната Наламы-Симаковой была на втором этаже. Замок на двери отсутствовал. Степан приблизил ухо к двери, ничего не услышал и толкнул ее ногой. Дверь распахнулась настежь, и чекисты увидели полупустое помещение. Стены, потолок, занавесь на окне, половики были белыми. Мебель в комнате отсутствовала, если не считать сундука у левой стены и длинной скамейки у окна. Но не эти особенности бросились им прежде всего в глаза, а две фигуры приблизительно одного и того же размера, сидевшие друг перед другом. Одной из них был пресловутый идол. Поставленный на лавку лицом к двери, он возвышался над второй фигурой — хозяйкой этой странной комнаты. Она была одета в красное и сидела на полу спиной к чекистам в той же позе, что и ее истукан: ее ноги были скрещены, а кисти рук лежали на коленях ладонями вверх.
С первого взгляда обнаружилось: сигнал пришел ложный. Только идиот мог принять крашенное золотой краской дерево за золото. Кто-то просто
