снаряды. Множественный взрыв был настолько силен, что пароход остановился, превращаясь в дырявую лоханку, из которой во все стороны летели снаряды и осколки.
Болгарский миноносец «Храбри», не полностью отвечая своему названию, вильнул, скрываясь за корпусом гибнущей «Сучавы» – видимо, опасность заработать осколок пугала «братушек» меньше, чем встреча с советскими моряками.
«Дързки» и «Строги» открыли вялый огонь из 47-миллиметровых пушек – на каждой миноноске стояло по три таких орудия. Потом появился третий – «Смели», и болгары будто бы вдохновились, приободрились – стрельба усилилась.
– Огонь!
«Ударный» дал залп из 130-миллиметровых орудий, «Ардеал» с «Бессарабией» добавили из своих, а бронекатера и вовсе бросились в атаку, и впрямь походя на танковую роту – пушечный гул был схож.
Первым не выдержал «Дързки» – словив сразу три или четыре снаряда, он стал крениться на левый борт.
Инкин опознал миноносец по двум белым полосам на одной из дымовых труб – особая примета «Дерзкого», ежели по-русски.
«Строги» умудрился выпустить две торпеды подряд. Если бы торпедисты не спешили, а хорошенько нацелились в мониторы, достаточно неуклюжие посудины, то им, возможно, сопутствовал бы успех. Однако 450-миллиметровые «самоходные мины» пронизали строй вертких бронекатеров.
Катерники очень разозлились и весь огонь своих пушек обратили на «Строгого». Лишившись обеих труб, миноносец сразу потерял скорость, превращаясь в мишень на учебных стрельбах.
Методичный обстрел закончился тем, что болгарская лоханка погрузилась в воду, а изо всех щелей, дыр и пробоин забили мутные фонтаны.
К этому времени «Шипка» и «Варна» горели, а «Каварна» медленно погружалась в море носом, все выше задирая корму, пока не показался гребной винт.
Именно под кормой, как под занавесом, Инкин и разглядел «Храбри», удиравший наперегонки с румынскими канонерками.
Катерники бросились в погоню, и в это время краснофлотец на носу закричал:
– Воздух!
Старлей обернулся к северу – оттуда летели самолеты числом с эскадрилью. Это были «лаптежники», они мчались километрах в пяти от воды и над местом морского боя закрутили «карусель». Ведущий бомбер с переворотом через правое крыло вошел в пике, ускоряясь с жутким ревом и воем сирены.
«Юнкерс-87» падал не прямо на «Бессарабию», а целился в то самое место, где секунд через двадцать монитор оказался бы.
– Право руля! – заорал Инкин. – Самый, самый полный!
Машины взревели, буруны за кормой запенились, и «Бессарабия» ощутимо прибавила ходу, уходя от упрежденной точки.
– Лево руля!
Бомба взорвалась, вздымая тонны и тонны вспененной воды, а «лаптежник» вывернул у самых волн. Натужно воя, он стал задирать нос, чтобы набрать высоту, но этот его порыв был оборван парою очередей из зенитных автоматов.
Взрыв бензобаков располовинил «Юнкерс», и бомбовоз рухнул в море, так и не набрав ни высоты, ни скорости.
– Огонь, огонь!
Все стволы были обращены к небу, открывая пальбу по «лаптежникам» и «Мессершмиттам», их прикрывавшим.
12,7-миллиметровые пулеметы, 20и 37-миллиметровые пушки учащенно молотили, отбивая налет.
Одному «Мессершмитту» вздумалось пройтись на бреющем, чтобы «подчистить» палубы русских мониторов. Самолет снизился и заложил вираж, пролетая чуть выше мачт дымившего транспорта «Шипка». Именно в этот момент вскрылась палуба болгарского парохода, и туча обломков ударила по немецкому истребителю снизу, ломая тому одно крыло, пробивая фюзеляж, расколачивая мотор.
«Мессер» как летел, так и упал, зарывшись в волны.
Бронекатера качало основательно, и о метком огне речи вести как будто бы нельзя было, а все ж три суденышка взяли один бомбовоз в перекрестный огонь и доконали его, причем весь боеприпас вколотили между крыльев – осколки фонаря и ошметки пилота так и брызнули вверх.
Еще три бомбера оказались чувствительно задеты и не стали геройствовать, а парочка оставшихся, изнывая от желания насолить русским, метко сбросила бомбы и потопила-таки миноносец «Храбри». Обознались ли немцы, приняв болгарский корабль за советский, или пилоты решили наказать «союзничков» за трусость, осталось неизвестным.
А «Храбри» медленно опрокинулся на борт, да так и ушел на дно.
Сильно поредевшая эскадрилья стала уходить, провожаемая очередями, а чадный дым с горевших транспортов словно провожал «лаптежников» и «худых», тянулся следом копотными шлейфами.
И тишина…
«КВ-1» выехал, подвернул, забираясь в громадный окоп, и замер. Как только клокотанье мотора угасло, у Вальцева в ушах зазвенело, а все звуки,
