Ладони взмокли, и угольные линии в углу страницы смазались. Прямо за дверью зашелестели шаги, и Брианна захлопнула альбом.
Вошел Улисс с вощеным фитилем в руке и принялся зажигать свечи на огромном канделябре.
– Мне вовсе не нужно столько света, – запротестовала Брианна, не желая разрушать меланхоличную обстановку в комнате. – Пусть лучше будет темно.
Дворецкий улыбнулся одними губами и продолжил свою работу. Он касался каждой свечи, и на ней точно по мановению волшебной палочки вспыхивал огонек.
– Скоро спустится мисс Ио. Она увидит свечи, огонь в камине и поймет, где стоит ее кресло.
Он задул фитиль и почти бесшумно прошелся по комнате, прибирая легкий беспорядок, оставшийся после утренних гостей. Подбросил в камин дров и раздул мехами пламя. Выверенными движениями поправил на столе стаканы и графин с виски. Сколько раз он наводил здесь порядок? Расставлял каждую мелочь по своим местам, чтобы хозяйка сразу же, не мешкая, нашла нужный ей предмет?
Всю жизнь он посвятил другому человеку. Улисс мог читать и писать на английском и французском, петь, играть на клавесине… Все его умения были предназначены одной цели – развлекать старую властную леди.
«Принеси то, подай это» – и он покорно бежит выполнять ее приказ. А если Иокаста сделает по-своему… этот человек будет принадлежат и Брианне.
Ужасная мысль. Да еще такая дурацкая! Брианна заерзала в кресле, пытаясь избавиться от неприятного ощущения. Улисс, заметив это, повернулся к ней и вопросительно поднял бровь, ожидая какой-нибудь просьбы.
– Улисс, – выпалила вдруг она, – вы хотите получить свободу?
В тот же миг она прикусила язык и вспыхнула от смущения.
– Простите, – пробормотала Брианна, опуская взгляд и нервно теребя юбку. – Бестактный вопрос. Прошу меня извинить.
Дворецкий ничего не сказал, только посмотрел насмешливо. Коснулся парика, словно проверяя, на месте ли тот, и вернулся к работе, складывая разбросанные эскизы в одну стопку.
– Я родился свободным, – сказал он вдруг так тихо, что Брианна едва расслышала.
Голова его была опущена, он смотрел на свои длинные черные пальцы, собирающие с игрового столика фишки из слоновой кости.
– У отца была маленькая ферма. Когда мне было шесть, его укусила змея, и он умер. Мать не смогла справиться с фермой одна. Поэтому она продала себя в рабство, а деньги отдала плотнику, чтобы тот взял меня в ученики и я получил полезное ремесло.
Улисс спрятал коробку с фишками в выдвижной ящик и смахнул со столика крошки от пирога.
– А потом она умерла. И плотник, вместо того чтобы учить меня, объявил, что я сын рабыни, а значит, тоже раб. И продал меня.
– Но это же нечестно!
Улисс терпеливо улыбнулся. За него ответили темные глаза: «А что я мог поделать?»
– Мне повезло, – после паузы заговорил он снова. – Меня продали… очень дешево, кстати, потому что я был мелким и тощим. Так вот, меня продали учителю, которого нанимали плантаторы для своих детей. Он ездил из одного дома в другой, оставаясь в каждом на пару недель, а то и месяцев, и я повсюду сопровождал его, ухаживая за лошадью и выполняя всякие мелкие поручения. Поездки зачастую были долгими и скучными. Я сидел позади на лошадином крупе, и хозяин со мной разговаривал. Иногда пел – он любил петь, и голос у него был чудесный.
Как ни странно, взгляд Улисса заволокла пелена ностальгических воспоминаний, затем, опомнившись, он встряхнул головой и достал из кармана тряпку, чтобы протереть полки.
– Тот учитель и дал мне имя Улисс. Он знал греческий и немного латынь. Забавы ради он учил меня читать вечерами, если мы останавливались на ночлег прямо у дороги. Когда он умер, мне было лет двадцать. Меня купил Гектор Кэмерон. Многие бы сочли мои таланты бесполезными для раба, но мистер Кэмерон был не из таких.
Улисс слабо улыбнулся.
– Он научил меня играть в шахматы и делал на меня ставки, когда я вел партии с его друзьями. Научил петь и играть на клавесине, чтобы я развлекал гостей. А когда мисс Иокаста стала терять зрение, сделал меня ее глазами.
– А как вас зовут? На самом деле?
Он задумался, потом одарил Брианну улыбкой, не затронувшей глаз.
– Боюсь, я уже не вспомню, – вежливо сообщил Улисс и вышел.
Глава 56
Исповедь плоти
Роджер проснулся незадолго до рассвета. Было еще темно, угли давно истлели, на лице ощущалось свежее дыхание леса.
Священник исчез. Роджер, вконец продрогший, лежал под рваной шкурой один.
