Она сжала его сильнее, чем нужно, и он прервал поцелуй, тяжело дыша.
– Пусти немного. Мне приятно, но…
Вместо того чтобы отпустить его, Брианна опустилась на колени. Роджер испуганно шагнул назад.
– Христа ради, ты точно хочешь это сделать? – спросил он, сам не понимая, какой из ответов его обрадует. Волосы Брианны щекотали ему бедра, член подрагивал в крепком захвате ее руки.
– А ты хочешь? – Теперь ее руки поглаживали ему ягодицы.
– Очень… Но я не мылся сегодня, – сказал он, неуклюже пытаясь отстраниться.
Она медленно провела носом по его животу и ниже, глубоко вдохнув. У Роджера по всему телу побежали мурашки, он вздрогнул, но не от холода.
– Ты хорошо пахнешь, – прошептала Брианна. – Как большое сильное животное.
Он обхватил рукой ее затылок, перебирая пальцами густые волнистые волосы.
Роджер почувствовал, как волосы Брианны щекочут ему бедра… а затем вообще перестал думать – кровь отхлынула от мозга и устремилась вниз.
– Я аильно эаю?
– Что? – Роджер очнулся, потому что Брианна отстранилась, убирая волосы с лица.
– Говорю, я правильно делаю?
– О… Да… Мне кажется…
– Тебе кажется? То есть ты не уверен? – К Брианне вернулось самообладание, в ее голосе звучали нотки сдерживаемого смеха.
– Ну да, – протянул Роджер. – Я имею в виду, у меня нет… То есть, никто не… да, по-моему, да.
Он снова притянул к себе ее голову.
Ему показалось, что в горле у нее гудит. Может, это его кровь, с шумом бегущая по венам. Еще минута, и разразится буря.
Он отстранился и, прежде чем она успела возразить, поднял на ноги, а затем потянул вниз на сено, где лежала сброшенная одежда.
Глаза привыкли к темноте, но звезды из окна светили тускло, поэтому Роджер видел только белую, как мрамор, кожу. Надо же, совсем не холодно, да, не холодно вообще.
Испытывая волнение, он решил вернуть ей долг. Ему лишь однажды приходилось это делать, тогда в нос бросился запах какого-то мыла, пахшего, как цветы в церкви его преподобия в солнечный день, – не очень-то приятное воспоминание.
Брианна пахла не мылом. Ее запах заводил настолько, что Роджер готов был наброситься на нее без всяких предварительных ласк.
Вместо этого он глубоко вдохнул и поцеловал ее прямо над темным облаком кудрей.
– Черт…
– Что такое? – Казалось, она слегка встревожена. – Я плохо пахну?
Роджер закрыл глаза и вдохнул еще раз. Голова закружилась. Он пылал страстью, а еще его разбирало от смеха.
– Нет. Просто я целый год маялся, пытаясь угадать, какого цвета у тебя здесь волосы. – Он осторожно потянул за кудри. – А теперь я смотрю прямо на них и все равно не понимаю.
Брианна хихикнула, ее живот слегка вздрогнул под его рукой.
– Подсказать?
– Не надо, утром сам посмотрю.
Он опустил голову и вернулся к своему занятию, удивляясь приятному разнообразию текстур на столь тесном пространстве – скользкая твердость, легкая шероховатость, уступчивая упругость, влажная гладкость, а еще сводящий с ума солоновато-мускусный запах.
Через несколько мгновений он почувствовал, как на голову мягко легли ее руки, будто благословляя. Брианна, похоже, не возражала, что щетина на подбородке кололась. Она издала слабый стон, и по бедрам пробежала дрожь, от которой у нее содрогнулся живот.
– Я правильно делаю? – cпросил Роджер, полушутя, поднимая голову.
– О, да. Я уверена.
Он было потянулся вниз, но, услышав последнюю фразу, резко поднял голову, глядя туда, где в темноте белело ее лицо.
– Откуда ты, черт возьми, знаешь?
Единственным ответом был глубокий грудной смех. Роджер вдруг оказался рядом с ней, не сознавая, как туда попал; зажал ртом ее рот, прижался к ее телу, чувствуя исходивший от нее жар.
Она попробовала его на вкус, а он – ее, и больше Роджер ждать не мог.
Она страстно рвалась ему навстречу, подставляя губы для поцелуя и приподнимая бедра, но ее прикосновения были слишком поспешными. Он взял ее за руки и приложил их к груди. Ладони у нее были горячими, и его соски затвердели.
– Послушай, как бьется сердце. – Собственный голос эхом отозвался у него в ушах. – Скажи мне, если оно остановится.
Роджер не шутил и слегка удивился, когда Брианна издала нервный смешок. Смех замер, как только он ее коснулся. Ее руки прижались к его груди.
