Вот мы и встретились с армией восточного сопротивления.
Учтивый предводитель натянул поводья и, повернувшись в седле, дождался, когда Киго поравняет с ним нашего крепкого пустынного скакуна. Я вновь ехала за императором, обнимая его за талию, но на сей раз он накрыл мои руки своими. Мы крепко прижимались друг другу и двигались в унисон в завораживающем ритме гармонии. На землю опустилась ночь, вскоре посеребренные луной пески сменились безликими равнинами и темными выступами скал, а предрассветный серый час вернул четкость пейзажу с едва проклюнувшейся растительностью и лицам моих спутников.
Киго все так же ехал возле предводителя людей песка. Конь Тозая шагал за нами.
– Как и просили, ваше величество, – с поклоном произнес предводитель. – До нашего лагеря осталась четверть колокола.
После его слов в холодном утреннем воздухе как по волшебству запахло дымом, а впереди я увидела слабое свечение, намекающее на разожженные костры.
Киго кивнул:
– У кого из твоих людей самая послушная лошадь?
Пустынник щелкнул пальцами кому-то из группы всадников позади нас. Я обернулась и с улыбкой взглянула на Делу, что ехала на сером коне совсем рядом; моя мать нервно цеплялась за ее талию. Но по-настоящему мое внимание стремилось лишь к Идо, маячившему на краю зрения. Он сидел на самой большой лошади, с привязанными к луке седла запястьями, однако все равно умудрялся выглядеть спокойным и грациозным. Заклинатель посмотрел на меня из-под полуприкрытых век и улыбнулся столь интимно, словно вновь сжимал ладонями мои бедра, а не держался за седло. Воспоминания о его прикосновениях огненными всполохами прошлись по коже, и я быстро повернулась лицом вперед.
Призванный всадник спешился и поклонился, лицо его по-прежнему покрывала песчаная пыль маскировки.
– Твоя лошадь примет новичка? – спросил Киго.
– Да, ваше величество. Она непоколебима как скала. Даже мой трехлетний малыш катается на ней без седла.
Киго оглянулся:
– Справишься с нею, Эона? Хочу, чтобы ты въехала в город возле меня.
Серьезный приказ, и в нем явно крылось нечто большее, чем просто правила этикета, но я все же в шутку прищурилась, и уголки губ императора поползли вверх.
– Разумеется, – сказала я, хотя сильно сомневалась, что сумею удержаться на этом звере.
В любом случае попробовать нужно. По крайней мере я уже научилась спешиваться, так что перекинула ногу, сползла вниз и даже приземлилась почти грациозно.
Пустынник ободряюще улыбнулся и жестом предложил погладить его кобылу.
– Ее зовут Рен. На языке моего племени это значит «терпение».
Я скользнула рукой по шелковистому ворсу на ее шее. Терпение… бедняжке его много потребуется, пока я на ее спине.
Но в дороге Рен оказалась точно такой, как утверждал пустынник: непоколебимой и прощающей мне неуклюжие тяжелые руки и отсутствие навыков. Киго ехал рядом, наши лошади почти касались друг друга боками. Рен, да благословят боги ее покладистый характер, казалось, не обращала внимания на императорского скакуна и на его случайные попытки прикусить ее уздечку.
– Хорошо держишься, – похвалил Киго.
– Это заслуга Рен. – Я бросила на него острый взгляд. – Но ведь для того она и нужна, чтобы я произвела хорошее впечатление, не так ли? Что тебя беспокоит?
– Как всегда сообразительна, нейзо. – Он поерзал в седле и понизил голос: – Как командующий армией Сетон долгие годы безжалостно подавлял восточные племена, так что они не питают к нему особой любви. Но и во мне не до конца уверены. В конце концов, это мой отец позволил Сетону бесчинствовать на востоке. – Киго пригладил косу. – И в них нет того же уважения к заклинателям, как в жителях других земель. Они ведь провели пятьсот лет без благословения дракона.
С тех пор, как Зеркального заклинателя казнили, а Зеркальный дракон сбежала. У восточных племен сохранились легенды о Кинре? Или они тоже стерли ее из своей истории?
– А теперь Зеркальный дракон вернулась, и к ним едет ее заклинатель, – подытожила я. – Что, по-твоему, произойдет?
Киго вновь покосился на Тозая, что отставал от нас на несколько шагов.
– Тозай говорит, восточники уважают только силу. Значит, мы покажем им силу. – Затем повернул ко мне мрачное лицо. – Ты готова к этому… любовь моя?
Меня омыло нежной нерешительной лаской. Я слышала, что Киго предупреждал о восточниках, но сосредоточиться могла лишь на сладком окончании фразы. Он навал меня своей любовью… Дух радостно пел, на лице расплылась невольная улыбка.
– Да, – сказала я. – Да, я готова.
Хотела тоже ответить нежностью, но не представляла, что сказать: я никогда никому не открывала своих чувств. Но, похоже, моей улыбки было
