– Да… – с заметной растерянностью в голосе ответил он, сел, потянулся и зажег свечу. – А ты, значит, его чувствуешь?
– Я все чувствую, – серьезно ответила Ири, поблескивая глазами из-под натянутого на голову плаща. – Ой, нет, ну не все, конечно, но он такой громкий, что его за месяц пути слышно, наверно!
– Я что-то уже ничего не понимаю, – произнес Ирранкэ, нахмурившись. – Так ты чувствуешь или слышишь? И каким образом?
Ири подумала и развела руками.
– Просто. Я не знаю, как такое объяснять. Но он… – Она надолго задумалась (мы молчали, чтобы не спугнуть), потом сказала: – Мам, помнишь, оркестр играл? На празднике, когда гости приехали?
Я кивнула.
– Ну вот… Там много-много музыкантов, барабан громкий, трубы… А потом, когда начались танцы, это все тоже грохотало, но там еще был скрипач, и вот его все слышали. Он вел мелодию, так учитель объяснил, – пояснила она. – Или в лесу весной: деревья шумят, птицы заливаются, всякие мошки-комары звенят, но когда соловей запевает, его сразу слышишь, как бы вокруг ни трещало и ни шелестело! Это… ну… Я не знаю, как сказать!
– Как если бы все вокруг было вот этим одеялом? – негромко спросил Ирранкэ, похлопав ладонью по мягкой шерсти. – Оно совершенно обыкновенное, но если бы кто-то заткал в него серебряную нитку среди обычных, ее сразу было бы видно, так? Или… драгоценный камень среди стекляшек – он блестит совершенно иначе. Да?
– Значит, ты тоже видишь! – подпрыгнула Ири.
– Нет, – покачал он головой. – Просто придумал подходящее сравнение. Я могу только отличить родню, но и то, лишь если сосредоточусь как следует: в нашем роду магия давно уже угасла, остались жалкие крохи былого… Что до ключа и подобных вещей, то я не вижу ничего подобного, ведь в моих жилах нет ни капли крови Короля-чародея.
– Какого еще короля? – не поняла я.
Мне было страшно: слабый огонек высвечивал профиль Ирранкэ, и сейчас он казался каким-то… сказочным пришельцем из других миров, таких, куда человеку лучше не то что не ступать, а даже и не заглядывать!
А ведь так оно и есть, пришло мне на ум. Он же побывал в чертогах фей, и как знать, что в нем осталось от прежнего Ирранкэ?
– Я же рассказывал, – сказал он негромко. – Когда-то давным-давно в другом мире люди сумели избавиться от фей. Это была жестокая битва, и продолжалась она не один год, не один век. Король-чародей… никто не знает, существовал ли он в самом деле или это просто легенда. Но если верить ей, он был сыном королевского бастарда и женщины, которая очень сильно насолила феям и которую они похитили и обратили в животное.
Ирранкэ помолчал, потом продолжил:
– Он родился в чертогах фей и, помимо королевской крови, получил дар видеть невидимое, говорить со зверями и даже летать… Когда отец освободил их, а сын вырос, он сделал все, чтобы уничтожить проклятое племя огнем и холодным железом, как завещали ему родители, и не только на своей родине – потомки его шли все дальше и дальше, по следам беглянок. И с тех пор во многих мирах рождаются дети этой крови, порядком разбавленной, но…
– Мам, а ты говорила, что прадед был сыном тогдашнего герцога, – ткнула меня локтем Ири. – А где герцог, там и король недалеко… Может, поэтому я что-то такое умею? Ну, животных понимаю…
– Да, но… – Я взялась за голову. – Я ведь той же крови, но я ничего не чувствую!
– Как же нет? – удивилась дочь. – Ты с волчицей разговаривала, похуже, чем я, но все же! И лес ты хорошо понимаешь, просто… ну просто не умеешь как следует с ним говорить. Это как в музыке: если кто-то фальшивит, слышишь, но если сам не учился, правильно не сыграешь!
– Если все так, то в жилах Ири течет… нечто небывалое, – негромко проговорил Ирранкэ. – Я даже предположить подобного не мог.
– И чем это ей грозит? – резко спросила я.
– Прежде ничем не грозило… – Он отвернулся. – Фея о ней и знать не знала, только о тебе… когда я проболтался. Но и то – лишь как о хранительнице ключа. А вот королевскую кровь они уничтожают на корню, если прослышат о ней. Нет, если бы она случайно узнала о вас вне нашей связи и полагала, что где-то живет себе женщина с дочерью, не представляя даже, кто там затесался среди ее далеких предков, то, возможно, махнула бы рукой. Но…
– Если она прознает, кто мы, то не оставит в покое, так? – помолчав, произнесла я. – Если она уничтожила целый замок, не найдя добычи, то что ей две какие-то человеческие букашки? Рано или поздно она до нас доберется, а ведь мы не сможем всю жизнь не подходить к воде! Ладно еще зимой, но летом… Там ручей, тут колодец, да хоть в канаву наступишь… и все, она возьмет след. Верно я поняла?
Ирранкэ кивнул.
– Значит, выход только один, – сказала я. Внутри было очень холодно, и я невольно положила руку на теплое плечо Ири. – Убить фею раньше, чем она нас. Наплевать мне на ключ, на судьбу мира, но если в опасности жизнь моей дочери, я этой колдовской твари горло перегрызу, даже если после этого сама сдохну!
Он обернулся и посмотрел мне в глаза.
– Так волчицы дерутся за волчат, – сказал он.
– А мама такая и есть, – непосредственно вставила Ири и пояснила, видя мое недоумение: – Ты же сказала тогда, в лесу, помнишь? Что убьешь за меня,
