Бецкая Ольга Владимировна и Кутепов Иван Александрович уволены в запас по состоянию здоровья. Переаттестация возможна после достижения ими призывного возраста». Делать нечего, ребята, – приказ есть приказ. Поэтому получите паспорта, сдайте красноармейские книжки – и свободны. подрастите и в будущем году приходите, – он тепло улыбнулся – Возьмём. Право ношения формы остаётся за вами. И не забудьте зайти за пайком.
Вот и весь разговор. Вообще-то свёрток с личными вещами мне ещё на складе вручили, Развернув его, я обнаружил и комсомольский билет, и красноармейскую книжку, и незнакомый ключ. В полученном паспорте, как положено, указана дата моего рождения – это же до середины весны ждать совершеннолетия! А паёк занял практически весь сидор – не поскупилось родное ведомство. Ещё и денежное довольствие, и вещевое – шинель с зимней шапкой. Было уже за полдень, когда мы с Ольгой выбрались за ворота и пешком направились на станцию, чтобы сесть в пригородный поезд.
По Москве шли пешком. Сначала я попросил девушку проводить меня до дому – ну не представляю я себе, как туда добираться. А потом предложил зайти, потому что маму в лицо не знаю. То есть запросто могу накуролесить. Дверь открыл своим ключом – тем самым, что дождался меня среди личных вещей.
Пусто. Только два листа бумаги на столе и один треугольничек. Мама написала, что теперь работает в полевом госпитале, но пока не знает своей полевой почты. Второе – треугольничек как раз со штемпелем этой самой полевой почты. Мама сообщает, что у неё всё в порядке и что ждёт писем.
Третье послание написано другой рукой. От отца. Сообщает, что освобождён, поскольку обвинение против него оказалось клеветой. Восстановлен в звании и направлен в действующую армию. Жалуется, что никого не застал дома. Оля даже всплакнула – так расчувствовалась. А я обшарил все тумбочки и шкафчики, отыскивая фотографии. Нашёл альбом – и про то, как я расту, и про то, как папу повышают в звании – судя по эмблеме в петлице, он сапёр. И самое большее – одна шпала, то есть дорос до капитана. А вообще предки у меня симпатичные и очень тепло друг к другу относятся – заметно по выражениям лиц.
Проверил почтовый ящик – нашелся треугольничек от папы с номером полевой почты и сообщением, что он здоров, чего и нам желает. Имена родителей легко устанавливались по обращениям и подписям. И, скорее всего, между собой они уже переписываются, потому что треуголничек от мамы из почтового ящика достал папа и оставил тут для меня.
Я тут же отписал обоим, что нахожусь в отпуске, здоров и с нетерпением жду встречи – а что ещё можно сделать на моём месте? Мама-то знает, что я в армии – это легко читается между строк её первого письма.
– А теперь пойдём ко мне, – дождавшись, когда я завершу свои немудрёные семейные дела, сказала Оля. – А то одна я боюсь.
Оказалось совсем не далеко – с десяток кварталов. Квартира у Бецких была немного теснее, чем у нас, но тоже отдельная и со старинной мебелью. Меня сразу командировали растопить дровяную колонку, а когда вода согрелась – отправили мыться. Потом я приглядывал за жарким – не понял, откуда взялись картошка и мясо, но получилось нажористо и вкусно. Собственно, проблем с аппетитом и в помине не было, а тут ещё бутылочка незнакомого заграничного вина. Лёгкого, но кисловатого. А потом я завёл патефон (был у нас такой в детском саду, так что я знал, как с ним обращаться), и мы стали обниматься. Вернее, как бы танцевать, но на самом деле…
– Я ведь не шугала тебя, – жаловалась подруга. – А ты словно чурбан с глазами – смотришь и ничего не делаешь.
Чуть погодя, огладив её со всех сторон и поняв, что желание мы испытываем обоюдное, а намерения у Ольги самые серьёзные, достал резинотехническое изделие, в которые мы часто упаковываем чувствительные к сырости принадлежности подрывника.
– Не надо, – отвела она мою руку, готовую вскрыть упаковку. – Последствий не наступит, потому что тот самый подкожный жир, что ты как-то упоминал, из меня весь куда-то пропал. Эффект перетренировки от больших физических нагрузок. Соответственно и некоторые явления уже пару раз не случались. Иди ко мне.
Я и пошёл. Сделал, конечно, больно, но это ведь только один раз. Уснули мы рядышком на просторной кровати и дрыхли, игнорируя сигналы воздушной тревоги. Вот если бы ветка под ногой хрустнула…
Утро оказалось замечательным. Солнце за окнами, на кухне что-то скворчит и запах кофе на всю округу. Оля уже накрывала завтрак. Обильный и плотный завтрак практикующего диверсанта, который я восхвалил словесно и одобрил действием.
– Как я понимаю, после всего этого я просто обязан на тебе жениться, – закинул я удочку, ожидая реакции. Если по классике, мне должны броситься на шею и оглушить восторженным визгом.
– Вопрос о женитьбе мы рассмотрим позднее. Пока же достаточно, чтобы ты считал себя моим женихом, – улыбнулась девушка. – Будешь?
– Да. Надеюсь, ты мне расскажешь о себе и родителях?
– Точно знаю, что они не только живы, но и на свободе. Более того – работают по специальности в одной из далёких стран и очень хотят, чтобы я к ним присоединилась. Для этого мне нужен жених, а никого лучше тебя на эту роль просто нет.
Удивительная она всё-таки, эта Ольга. Вот сейчас очередной раз призналась мне в любви, но слова для этого подобрала такие, будто речь идёт о чём- то ужасно деловом. Или забавляется, проверяя меня на догадливость? В ней всегда присутствует недосказанность, хотя нет, не присутствует, а только кажется, хотя… путаюсь. Боюсь, просто не знаю слов, которыми это можно описать. Как и её внешность.
– То есть, получается, меня отозвали из-за тебя? Чтобы обеспечить сопровождение дочери дипломата к месту работы отца? – выдвинул я единственное пришедшее мне на ум предположение.