Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья

здесь драка продолжается.

Глава 4 Талиг. Окрестности Доннервальда Нагорье Гаезау 400-й год К.С. 18–19-й день Осенних Молний

1

Зимний тракт разнообразием не радовал, от Жермона вот прямо сейчас ничего не зависело, спать не тянуло, а тревожиться не выходило: присутствие здоровых маршалов генералов успокаивает. Ехали, беседовали, перебирали варианты, какими бы маловероятными те ни казались. Наконец, перебрали.

– Главное, – подвел итог Райнштайнер, – натолкнемся мы сегодня на горных китовников или нет. Это очень неприятно, однако наши будущие действия определяются не нашей волей, а их местоположением и численностью. Лишь узнав, кто и где нам противостоит, мы решим, стоит ли останавливать марш и готовиться к бою или разумней поспешить, чтобы перехватить «гусей» еще на подлете.

– Врасплох нас не застать, – сейчас Эмиль был спокоен, не то что на закате у перекрестья дорог. – Хотя чем раньше мы будем у Доннервальда, тем лучше. Ариго, я остаюсь с авангардом, как подойдем, развернем его вдоль реки. Марций, отправь-ка Гаузнеру приказ перекрыть подходы по восточному тракту. Если нам готовят сюрприз, скрытно подобраться и атаковать там больше неоткуда.

– Кошачья неопределенность! – Фажетти завернул своего калеку. – Но при необходимости в бой мы вступим и с марша.

– При необходимости и дятла поцелуешь, – обрадовал Савиньяк. Фажетти хохотнул и уехал, задержавшийся Ойген счел своим долгом дополнить маршальскую шутку своей.

– Я твердо уверен в своем друге Германе и в том, что при нем не пропадут ни авангард, ни, – бергер слегка поклонился, – командующий.

– Лично я пропадать уж точно не намерен, – Эмиль улыбнулся совсем как младший братец. Лионель, тот порой напоминал Жермону мать, а вот отца никто из Савиньяков не повторил. Нет, глаза и волосы у всех троих были фамильные, но в одинаковые кубки плеснули разного, пусть и равно дорогого вина.

Райнштайнер выразил удовлетворение намерением маршала не пропадать и отбыл к своим, а сам Ариго, получив кивок задумавшегося Эмиля, выгнал вперед чуть ли не всех наличных «фульгатов». Проверять, не успели ли горники к Доннервальду и не притаились ли в окрестностях крепости, готовя внезапный удар. Дела съели полчаса, затем остались дорога и та самая неопределенность, что бесила Фажетти. Разведчики не возвращались, значит, Баваар пока никого не нашел, а если Баваар никого не нашел, то впереди на час пути, на два, на три никого нет.

Командующий молчал – думал о чем-то своем, и Ариго немедленно устремился в Озерный замок, наверняка уже тонущий в снегу. Когда-нибудь таким же зимним вечером они с Ирэной сядут у огня и будут слушать вьюгу и пить вино. Баронесса Вейзель родит и вернется в Бергмарк, Луиза тоже уедет, Валентин будет в Васспарде. Или в Олларии, или в Старой Придде, в общем, неважно где… Главное, зима с ее буранами достанется им двоим. Жена что-нибудь скажет, он, как всегда, не поймет, она улыбнется, поднесет руку к виску и начнет объяснять. «Это нужно, Жермон, – сказала Ирэна, услышав, что подлое прошлое лучше отдать кошкам. – Мы, я и Валентин, почти разучились говорить. Брату повезло очнуться первым. Брату повезло первым из нас двоих встретить вас».

«Это нужно, Жермон…», это в самом деле нужно! Воспоминания будут мешаться с прошлой болью, уже нестрашной, напротив! Всё свалившееся на них некогда зло стало неважным, и при этом оно делает пришедшее, наконец, счастье острее и ярче. Пережитые горести – это что-то вроде перца и соли, хоть и были прежде ядом. Бедные баловни судьбы, они вынуждены глотать счастье пресным…

– Эй, – окликнул Савиньяк, – о чем задумался? Не похоже, что о китовниках.

– О них будет смысл думать, когда вернутся разведчики.

– И то верно. Давно хотел спросить, да как-то не получалось. Как съездил? Я про Альт-Вельдер.

– Хорошо.

– И только?! – возмутился Эмиль, – Супруг ты эдакий, а ну давай подробности! В конце концов, рядом начальство, в смысле я, и начальству захотелось поболтать не о дриксах.

– Мне о дриксах тоже не хочется, – признался Ариго и опять замолчал. Не из скрытности – приди в голову подходящие слова, генерал с радостью бы обрушил свое счастье на голову спутника. – Про Ирэну я много писал твоей матери, писать мне проще… Это какое-то чудо, что она меня любит.

– Ты, как я вижу, тоже.

– Эмиль!

Савиньяк передернул плечами, видимо, поправляя таким образом перевязь.

– Со мной в Бордоне на первый взгляд что-то похожее приключилось. Влюбился во вдову, во Франческу Скварца. Мы и раньше встречались, но тут она мне вдруг мать напомнила, и я помчался на ночь глядя рвать цветы. Синие такие, высокие… С чего я потом полез к ней в окно, сам не пойму, мы не договаривались ни о чем, но Франческа меня ждала. Знать, чего мы с Ли у Рокэ набрались, ей было неоткуда, но дамам нравится, когда к ним в окна лезут те, кто им нравится… Вот как сказанул! Утром я попросил ее руки, Франческа ничего не сказала, молчала, теребила эти синие… вроде бы дельфиниумы.