Придержав ножны рукой, чтобы не сползали за спину, он уселся.
– Благодарю, господин.
Германик повел рукой в сторону туалетного столика справа от себя, на котором стоял кувшин.
– Вина?
Тулл собирался отказаться – он часто встречался с Германиком, но для этой беседы хотел сохранить ясную голову. Однако после разговора со штабным офицером ему было не по себе.
– Выпью, господин. Благодарю тебя. – Ему стало неловко, когда Германик поднялся и взял кувшин. – Позволь мне, господин, – сказал Тулл, привстав со стула.
Германик рассмеялся.
– Сядь. Я и сам в состоянии налить вина.
В смущении центурион наблюдал, как Германик наполняет два изящных кубка из синего стекла и передает один из них ему.
– Благодарю, господин. – Тулл с восхищением разглядывал поверхность стекла, украшенную изображением двух сражающихся гладиаторов.
– Прелестная вещица, а?
– Поразительное сходство, господин.
– Так и должно быть – сообразно цене, уплаченной за каждый. – Германик весело поднял брови, заметив, как бережно Тулл держит кубок. – Пей, центурион, и не беспокойся о посуде.
Набравшись духу, тот пригубил вино. Это был прекраснейший напиток, который ему доводилось пробовать, – с насыщенным вкусом, сухим землистым ароматом и отзвуками роз и трюфелей.
– Оно тебе нравится? – Германик с улыбкой смотрел на Тулла.
– Разве не заметно, господин?
– Ты выглядишь как человек, умирающий от жажды.
– Я никогда не пил ничего лучше, господин. – Тулл опустил кубок.
– Пей, центурион, пей! Ты заслужил это. – Германик сделал глоток из своего кубка.
Тулл смаковал второй глоток даже дольше, чем первый.
– Восхитительно, господин.
Германик выглядел довольным.
– Ты уже видел орла Девятнадцатого?
– Я отдал дань уважения и посетил святыню в штаб-квартире, господин. – Тулл хотел остаться один и надолго задержался после ухода старших командиров. Орел был поцарапан, древко сломано, несколько молний утеряно, но от него ощутимо исходило величие. Наедине с орлом горькие чувства прорвались наружу. Он стоял на коленях и плакал, горюя по погибшим солдатам своей центурии. По своей когорте и всему легиону. По всей армии Вара. По утраченному орлу своего легиона. По матери Артио и даже по несчастному, обманутому Вару. Плакал, переживая позор всего случившегося. Потому что выжил, когда столь многие погибли. Плакал по потерянным в этой ловушке солдатам, которых не смог спасти. И не в первый раз подумал, что, возможно, для него было бы лучше умереть там…
– Должно быть, ты расстроился, увидев его. – Голос Германика прозвучал мягко.
– Я радовался и в то же время горевал, господин, если ты понимаешь… если ты понимаешь, о чем я.
– Наверное, тебе хочется, чтобы нашли орла Восемнадцатого.
– Да, господин, – вздохнув, согласился Тулл.
Германик стукнул по столу кулаком.
– Твой орел будет найден. Это только начало.
– Рад слышать, господин.
Наступило молчание, в течение которого все мысли Тулла вертелись вокруг одного вопроса: по какой причине его вызвал Германик? Центуриону надоело строить предположения.
– Думаю, ты приказал мне явиться не для того, чтобы узнать мое мнение о вине, которым ты угощаешь, господин.
Германик захохотал. Тулл почувствовал себя неуютно, не понимая, что происходит.
– Больше б таких командиров, как ты, Тулл, сделанных из того же материала… Они виляют хвостом и пресмыкаются передо мной. А мне всего лишь хочется услышать их мнение.
– Понимаю, господин. – «У кого хватит духу винить их?» – размышлял он. Несмотря на слова Германика, с членами правящей фамилии следовало разговаривать осмотрительно. Неосторожно высказанное мнение – и карьера человека (и даже его жизнь) могла внезапно оборваться.
– Ты прав, конечно, – сказал Германик. – Я пригласил тебя, чтобы попросить об одолжении.
