Как любят богатые и власть имущие делать вид, будто у нас есть выбор, думал Тулл. Несмотря на разыгрываемую Германиком дружбу, старый вояка не питал иллюзий насчет их отношений. Он был слугой, а Германик – хозяином. И все же, учитывая слова штабного офицера, Тулл мог надеяться, что предложение наместника окажется не таким уж неприятным.
– Для меня империя значит все, господин. Если смогу, выполню.
– Я рассчитывал услышать именно такой ответ. – Лицо Германика помрачнело. – Хочу посетить места, где Арминий устроил ловушку.
– Туберон тоже был там, господин, – смутившись, сказал Тулл. – Он выше меня по званию.
– Он молод. Слишком молод.
– Но…
– Доказательств у меня нет, но я не совсем уверен, что можно доверять рассказам Туберона о случившемся. – Тут Германик предостерегающе выставил палец. – Это должно остаться между мною и тобой, понимаешь?
– Да, господин, – ответил Тулл, испытывая одновременно и волнение, и отчаяние. Наконец-то появился еще один человек, который знает или подозревает, что Туберон – лжец. Тулл не ведал, по какой причине Германик не уличает Туберона открыто – из-за недостатка доказательств или потому, что империи нужен высокородный герой. «Скорее всего, – с горечью думал он, – верно последнее предположение». Туберон являлся одним из высших командиров, прошедшим суровые испытания благодаря доблести, отваге и высокой нравственности. Обвинить его во лжи немыслимо.
– Итак, ты отведешь меня к месту сражения? Я хочу посмотреть, где и откуда нападали германцы и, если тебе известно, где погибли Вар и его командиры.
Когда до Тулла в полной мере дошло, чего от него требуют, он заколебался. Раньше центурион и представить не мог, что вернется туда, где погибли его солдаты, – считалось, что посещение политых кровью мест до добра не доводит. Каково оно будет – показывать другим, где в первую ночь разбивали лагерь промокшие, промерзшие, жалкие, не знающие, что их ждет, легионеры? Они увидят побелевшие, разбросанные по длинному коридору смерти кости его людей, дойдут до места, где был утерян орел легиона, где гордость Восемнадцатого опозорили и втоптали в грязь. Тулл понял, что не может произнести ни слова.
– Понимаю, для тебя это мучительно. – Спокойный голос Германика вывел Тулла из оцепенения. – Если не желаешь помочь, я не буду настаивать. И последствий не будет. Никаких. Пусть Юпитер поразит меня, если я лгу.
Видя перед собой серьезное, честное лицо Германика, Тулл думал, что тот прекрасно понимает главное: именно из-за его высокого положения никто и не подумает ответить отказом. Тем не менее, правитель предоставил ему возможность выбора – и сделал это искренне. Тулл откашлялся.
– Неплохо было бы отыскать останки моих людей, господин, и достойно похоронить их.
– Все наши павшие заслуживают того же. Я намерен возвести курган на месте сражения, освященный могильный холм, который увековечит память о погибших.
Их взгляды встретились. Помолчав, Тулл кивнул:
– Почту за честь, господин, показать тебе, где все произошло.
Глава 23
Обливаясь потом, Арминий рывком сел на ложе. Сердце выпрыгивало из груди.
– Туснельда! – пронзительно крикнул он.
Жены нигде не было видно, и его снова охватила тоска. Он изрыгнул проклятие, потом еще и еще. Туснельда потеряна навсегда, вместе с ребенком – его сыном, если только он не ошибался. Арминий ударил себя в лоб сжатыми кулаками, но боль не облегчила скорби. «Я убью себя», – подумал он. Казалось, выход найден, но Арминий тут же отбросил мысль о смерти. Он покончит со своими мучениями, но не со страданиями Туснельды. Кроме того, самоубийство сделает невозможной месть Германику. Арминий решил, что должен жить. Скорбь и ярость, сливаясь воедино, плавились в пламени души. Жить и готовить возмездие. Несколько успокоившись, он вытер ладонью пот со лба.
В голове мутилось; давали себя знать еженощные попойки, которым он предавался со дня похищения жены. Обильные возлияния позволяли забыться сном. Погружаясь в дрему, Арминий видел бесконечные вариации кошмаров, в которых Туснельду похищали, ранили и даже насиловали гогочущие легионеры, а он смотрел и никак не мог вмешаться.
«Будь оно все проклято», – думал Арминий. День только начинался, а он уже обессилел. Слабый свет, проникавший в его палатку из невыделанных шкур, подсказывал, что час еще ранний, но вождь не стал ложиться. Горький опыт научил: заснув снова, он и Туснельду не вернет, и не получит того забвения и освобождения от воспоминаний, которого так жаждет. Откинув одеяло с ног, Арминий протер воспаленные, словно забитые песком глаза. Отвратительное настроение обеспечено на весь день. Он отхлебнул вина, чтобы избавиться от мерзкого запаха изо рта, и принялся выбираться из
