Но нет – вскоре послышался шум парового движка и мимо нас прокатил ярко-красный самоходный экипаж, приземистый и удивительно элегантный. Я немного выждал, желая убедиться в отсутствии слежки, потом махнул рукой:
– Поехали!
Когда мы вывернули на дорогу, задние фонари самоходной коляски светились алыми маячками уже метрах в пятидесяти. Лука встряхнул вожжами, лошадь зацокала подковами немного бодрее, и наше отставание начало понемногу сокращаться.
– Полегче! – даже придержал я громилу. – Они на повороте встать могут!
Но не встали. Просто не доехали.
Во дворах вдруг отчаянно затрещал пороховой движок, и на дорогу выкатился массивный фургон. Поэт ударил по тормозам, и самоходная коляска едва не пошла юзом, но все же замерла в паре метров от неожиданного препятствия.
И тут же из фургона выскочили двое! Один с ходу подскочил к Альберту и ткнул его телескопическим шестом разрядника. Сверкнула ослепительная искра, и поэт завалился грудью на баранку. Второй налетчик сунулся к Софи, но в лицо ему хлопнул пистолетный выстрел. Бандит рухнул на дорогу, и тут же возник револьвер в руке его напарника.
Лука открыл стрельбу первым. Темень ночи разорвали длинные дульные вспышки, и налетчик переключил свое внимание на нас. Пятясь к фургону, он выстрелил раз-другой, и Лука вскрикнул и перекосился на один бок. К этому времени я уже выдернул из-за пояса «Веблей», перехватил его двумя руками и поймал на мушку едва различимую в темноте фигуру.
Отдача подкинула револьвер, бандит крутнулся на месте и упал на дорогу. Падение спасло ему жизнь – вторая моя пуля прошла выше и угодила в борт фургона. Налетчик начал подниматься на четвереньки, но тут Лука неожиданно точным для раненого выстрелом сбил его обратно. Но и сам после этого выронил оружие, зажал ладонью бедро и скорчился на козлах. Даже в темноте было видно, как быстро пропитывается кровью его штанина.
– Давай! – крикнул громила, и я без колебаний бросился на помощь кузине. Фургон дернулся, сдавая назад, но перепуганный водитель поспешил, и движок заглох. Софи разрядила второй ствол дерринджера в лобовое стекло; кто-то выскочил из-за руля и бросился наутек. Разглядеть удалось лишь спину.
Вокруг головы ранившего Луку бандита растекалось кровавое пятно; я не стал задерживаться у него, обежал фургон и ринулся вдогонку за водителем. Беглец заскочил в арку соседнего дома, и мой револьвер трижды плюнул вдогонку огнем, прежде чем тот окончательно растворился во мраке подворотни.
Едва ли попал – для меткого выстрела сумерки сгустились слишком уж сильно.
Преследовать водителя я и не подумал. На соседней улице уже вовсю надрывался полицейский свисток, а Софи шлепала поэта ладонями по щекам и кричала как оглашенная:
– Альберт! Альберт, очнись!
– Умолкни! – потребовал я. – Это просто разрядник!
Подъехала наша коляска; перетянувший ногу выше раны ремнем Лука едва сидел на козлах и был бледен как смерть.
– Надо убираться отсюда! – просипел он и заскрежетал зубами от боли. – Сейчас набегут легавые!
Я ухватил обмякшего поэта под мышки, выволок его из-за руля и затащил на заднее сиденье коляски.
– Софи, помогай! – поторопил замешкавшуюся кузину, а когда та устроила голову Альберта у себя на коленях, скомандовал Луке: – Дуйте в клуб! Живее!
Софи попыталась возразить, но коляска тут же развернулась и укатила вдаль по улице. Я быстро огляделся по сторонам и склонился над телом убитого метким выстрелом Луки налетчика.
Китайцы или сицилийцы?
Сицилийцы или китайцы?
Я сдернул закрывавший низ лица платок и запалил спичку.
Убитый оказался европейцем.
Джузеппе, выродок такой! Ты об этом еще пожалеешь!
Послышался едва слышный сип, я выпрямился и перебежал к типу, которого подстрелила Софи. Выстрел в упор хоть и пришелся в грудь, не сумел прикончить бандита.
Я это исправил. Просто приставил револьвер к голове подранка и спустил курок.
И тут же через три дома мелькнул отсвет электрического фонаря, и кто-то что было сил заголосил:
– Стоять! Ни с места!
