переменами. Я наслаждалась ее восторгами. В ожидании привалившего богатства на семейном совете было решено поменять крышу и пристроить новое крыло, и работа уже шла полным ходом. Мама писала:
Видимо, слух о роспуске совета еще не достиг дома.
Затем тон письма поменялся:
Мне нужно было отдышаться. Я взглянула в окно, где на зеленую дубовую листву и коричневые ветви спустились сумерки. Все цвета поплыли, и до меня дошло, что я плачу.
Женщина, которая меня родила, и мужчина, который дал мне жизнь, были достаточно богаты, чтобы вырастить ребенка, если бы только захотели, но они поступили иначе, не пожелав иметь со мной ничего общего. Они даже не удостоверились, жива ли я.
Интересно, знали ли Арейда и мои братья о моем высоком происхождении? Скорее всего, нет. Они бы ни за что не сохранили тайну.
Я утерла глаза и продолжила читать.
Мне больше повезло с приемными родителями, чем с родными. Ни один король или королева не смогли бы проявить больше доброты ко мне, чем простой хозяин гостиницы и его жена. Они взяли меня к себе, несмотря на мое уродство и дополнительные расходы. И они держали чужого ребенка не просто из милости. Они любили меня.
Я спрятала письма в верхний ящик бюро и облачилась в очередной ужас от дамы Этель. На этот раз рукава были с такими густыми оборками, что могли бы служить парусами на корабле. Головной убор тоже отличался избытком ткани, которая спускалась по обе стороны моего лица этакими двумя длинными пологами, словно обвисшие уши айортийского зайца.
Платье королевы отличалось от моего, как декоративная капуста отличается от розы. Крой – сама простота: круглый вырез и слегка расклешенная юбка. Восемнадцать мелких серебряных пуговичек от шеи до подола, и ткань – темно-фиолетовый шелк, расшитый крошечными серебряными лилиями.
Пока я застегивала все восемнадцать пуговиц, королева произнесла:
– Боюсь, принц не станет со мной разговаривать за ужином. – Она поднялась. – Он расстроен из-за того, что я отказалась послать обозы на юг.
На юге Айорты случилась засуха, и крестьяне испытывали острую нужду в продуктах и припасах.
– Пусть им помогают их землевладельцы, – добавила королева. – А я не стану опустошать сундуки мужа из-за какой-то погоды.
А мне-то казалось, что даже Иви проникнется сочувствием к голодающим крестьянам. Я также полагала, что королевские сундуки для того и нужны, чтобы помогать пострадавшим от засух, наводнений и прочих стихий.
Королева начала что-то искать.
– Где моя брошь?
Мы не могли ее найти, хотя заглянули в каждый уголок и под каждый коврик и дважды перерыли все ящики. Мне было все равно, найдется брошь или нет, но я зорко следила, не попадется ли мне какой-нибудь пузырек с волшебным зельем.
Ни пузырьков, ни броши.
В конце концов королева нашла, что искала: булавка с аметистом и нефритом лежала на туалетном столике, в тени золотой флейты, рядом со Скулни. Я приколола ее и вернулась к главному вопросу:
– Засуха…
– Ты не мой советник.
Ну конечно, я ее жаворонок.
– Эза, я следую хорошему совету.
Я решила, что она переписывается с какой-нибудь подругой в Киррии, которая о нас ничего не знает. И все же только враг Айорты мог бы посоветовать ей не обращать внимания на засуху.
Я открыла дверь, и мы вышли в коридор. Рядом с нами по обе стороны выросли гвардейцы. Мне еще ни разу не доводилось оказываться в такой близости от вооруженных военных. На них были шлемы и кирасы, а их мечи позвякивали на каждом шагу. В первый миг мне показалось, что они сейчас