Совета: как такой разрыв выглядел бы в этой ситуации?
Из-за чего бы это ни произошло, очевидно, что не только левые эсеры, но и такие умеренные большевики, как Рязанов, настояли на отзыве требований ВРК к военному управлению, ускоряя кризис его существования.
В 2.30 на холодных городских улицах появились странные войска. Они были собраны из тех сил, что были под рукой у правых и на которые они могли рассчитывать. Два или три отряда юнкеров, немного кадетов из офицерских учебных заведений, несколько солдат из Женского батальона смерти, батарея конной артиллерии из-под Павловска, различные казачьи полки, подразделение самокатчиков на своих велосипедах с толстыми покрышками и стрелковый полк ветеранов, получивших ранения на войне. Они шли по тихому городу на защиту Зимнего дворца.
ВРК проморгал нападение Керенского.
Отчаянно надеясь на скорое прибытие верных войск с фронта, Керенский приказал Багратуни развернуть те, что есть. Ранним утром 24 октября началась атака на большевиков.
Еще до рассвета, в темноте зимнего утра в издательство «Труд», печатающее «Рабочий путь», прибыло подразделение милиции и юнкера. Они силой прорвались внутрь и уничтожили несколько тысяч копий газеты. Разбили оборудование, запечатали вход и выставили у него охрану. В пустой попытке казаться справедливым, Керенский приказал закрыть еще и два крайне правых журнала, «Живое слово» и «Новую Русь». Однако никто не сомневался, что у его распоряжений другая цель.
После долгого дня встреч с новоприбывшими большевистскими делегатами, несколько руководителей крепко спали в партийном издательстве «Прибой», похрапывая на койках посреди стопок книг. Начал звенеть телефон – и все никак не останавливался. Они застонали. Наконец Ломов поднялся и взял трубку.
К ним взывал резкий голос Троцкого: «Керенский выступил!»
Лазимир, Троцкий, Свердлов, Антонов и другие собрались в Смольном, чтобы составить приказ для полковых комитетов и новых комиссаров. «Предписание № 1. Петроградскому Совету грозит прямая опасность ‹…› Настоящим предписывается привести полк в боевую готовность ‹…› Всякое промедление и замешательство будет рассматриваться как измена революции».
Никто не знал, состоится ли теперь съезд Советов вообще. Некоторые из ВРК и Петроградского Совета начали, как Ленин, агитировать за немедленное восстание. Но даже после нападений на прессу и введения лоялистских войск в столицу костяк ЦК в Смольном, в том числе Троцкий и Каменев, размышлял над переговорами между ВРК и Военным округом. Казалось, они еще не осознали: действия Керенского говорят о том, что он такую перспективу не рассматривает.
ЦК все еще планировал полностью оборонительные действия, по крайней мере на период до начала съезда Советов. Но теперь он одобрил решение Троцкого отправить войска к издательству «Труд», потому что «Совет рабочих и солдатских депутатов не может потерпеть удушения свободного слова».
Попытка отбить издательство будет скорее не обороной, а контратакой. Как на фронте, так и во время восстания различие между «обороной» и «нападением» может быть расплывчатым.
В девять утра Дашкевич, член большевистской ВО и ЦК, прибыл к издательству с ротой литовских пулеметчиков. Легко и бескровно одолев лоялистскую милицию, они сбили правительственные печати. «Товарищи солдаты, – холодно заметил один журналист, – не предприняли таких же усилий для выпуска газеты «Живое слово». Был спешно напечатан тираж «Правды», повторяющий главную линию ЦК с призывом к грядущему съезду Советов сместить Керенского.
На улицах стали собираться вооруженные рабочие и солдаты, пытаясь разобраться в происходящем. Не только левые пришли в движение.
Керенский быстро добрался до Мариинского дворца. Там, в попытке сплотить Предпарламент, этот ветеран мелодраматических выступлений произнес бессвязную, сбивчивую речь, вычурную даже по его собственным низким стандартам. Он вопил, что победа левых сыграет на руку немцам. Молил о поддержке его самого временного из правительств. Выпрашивал войска для подавления большевиков. Правые аплодировали, а меньшевики и левые эсеры ерзали на местах от смущения, наблюдая за этим спектаклем.
Керенский вверил себя под защиту тех немногих лоялистских сил, что были у Зимнего дворца. Он был уверен, что Предпарламент поддержит его. Левый эсер Камков вспоминал, что Керенский «не сознавал того факта, что некому подавлять это восстание, какие бы санкции он ни получил».
В подполье Троцкий объяснял большевистским делегатам, что партия не поддержит восстания до начала съезда, но подождет, пока правительство сгниет самостоятельно. «Было бы ошибкой, – говорил он под аплодисменты, – [арестовать правительство] ‹…› Это оборона, товарищи, это оборона». Таков до сих пор был катехизис.
После полудня события приняли зловещий оборот: армейский Генштаб приказал развести мосты. Шестерни мостов скрипели, пока их медленно разводили так, чтобы кораблям было не пройти под мостом, но нельзя было бы пройти и поверху пешком, из-за чего растущие толпы людей остались разобщенными, каждая на своем берегу. Проходимым остался только Дворцовый мост под контролем правительственных войск.
«Мне невольно вспомнились июльские дни… – писал позже Ильин-Женевский, член большевистской ВО. – Разведение мостов представилось мне как бы первым шагом попытки к нашему уничтожению. Неужели Временное правительство опять одержит над нами верх?»
