Пройдя по проулку, я выбрал небольшой домик, судя по дымку из трубы, жилой, и стал стучаться в сенные двери. Меня привлекло ещё в этом доме то, что собаки не было, проще будет. Открыла старушка, оказалось, она не спала, бессонница, услышала стук и почти сразу вышла. Договориться о постое труда не составило, причём бабушка предложила ночевать в баньке, топила сегодня, ещё тёплая, выстудиться не успела. Я легко согласился. Отдал ей шкурку и самого зайца, попросив о завтраке для меня и собак, и, раздув угли в печке бани и подкинув нарубленного валежника, который здесь был вместо дров, и устроился на полке. Её длины хватало, чтобы вытянуть ноги. Лайки растянулись на полу внизу. Вот так устроив лежанку, я спокойно уснул, накрывшись полушубком.
Разбудила меня возня в предбаннике и стук в дверь. Хозяйка будила. Утро, светать скоро начнёт, завтрак вот-вот будет готов. Топить печь я не стал, хотя за ночь банька успела остыть, выпустил лаек на улицу и, сделав зарядку, собрался. Завтракал я с хозяйкой, она сварила из зайчатины довольно сытную и вкусную похлёбку, лайки в сенях своими мисками шумели, насыщаясь перед походом. Хлеба не было, и я достал свой, слегка подмороженный. Бабушка разогрела его в печи, и он пошёл у нас только так. И собакам в похлёбки накрошил.
Когда мы уже пили чай – тоже мой, у хозяйки его не было, морковный пила, – я услышал ворчание собак, и чуть позже к нам постучались. Это пришёл немолодой кряжистый сержант, кадровый, это сразу заметно, из стоящей в деревне части. Опросил меня, но я назвался вымышленным именем: пару раз в Москве назывался настоящим, так еле вырываться удавалось, чуть не затискивали, так что я опасался опознаваться. Узнав, что я возвращаюсь в своё село, он спросил, откуда я, и, немного пообщавшись, охотно согласился похлебать хозяйский супчик. За едой объяснил, что в деревне расположен пост воздушного наблюдения: сами работники, включая радиста, и охрана. На этой охране также поиск сбитых немецких лётчиков, о чём сержант говорил с гордостью. На их счету уже двое отловленных. Почему они в лесу сидят, я не совсем понял, но сержант разъяснил. На опушке у деревенской околицы высокая ель, там на верхушке пост наблюдения, где бойцы сидят днём и ночью. Слушают. По телефону прямая связь с избой, где квартируют радист и командир, так что, если что услышат, сразу шёл сигнал дальше. Молодцы, неплохо устроились. Я вышку как-то не приметил, не подумал, что нужно вверх смотреть, а наблюдатель голоса не подавал, не обнаруживал себя.
– Значит, Матвей тебя зовут? – сделав глоток чая, хитро взглянул на меня сержант. – А я ведь тебя сразу узнал по тому фото в газетах, где ты оружие передавал бойцам коммунистического батальона. Хорошее фото, не спутаешь. Чего другим именем назвался-то, и всё же тут чего делаешь?
– К отцу еду, – признался я, – узнал, что их часть сюда перекинули, на московское направление. Нужно успеть, пока их куда в другое место не отправили. Ну а то, что имя другое называю… Слава – такое дело, не всегда помогает. Может задержать в пути.
– Молодец, – серьёзно похвалил сержант. – Достойно сына. Кстати, раз пока время поговорить есть, уточню. А почему твои передачи пропали? Мы все у радио собирались, слушали их, так другое стали передавать.
– Тот «мэтр», которого я неделю назад ославил за отвратительную аранжировку моих песен, нажал на рычаги, ну меня и сняли.
– Вот скот, – ругнулся сержант и, спохватившись, виновато глянул на внимательно слушающую хозяйку: – Как твоя мама исполнила «На безымянной высоте», она у меня сразу стала самой любимой. И не у меня одного, первую версию я действительно сравнивал с исполнением твоей мамы, отвратительно, тут ты прав.
– Да он почти всё испортил, что аранжировал. Я только на одной показал, а исправлять нужно всё, что он испоганил. Мы с мамой и коллективом решили этим заняться. Думаю, на радио ход мне уже закрыт, будем исполнять в госпиталях. В ближайших госпиталях от дома, где живу, я иногда устраиваю концерты, раненым нравится. Иногда задерживаться приходилось, что-то повторять, не отпускали.
– Это ты молодец.
– Ладно, время не резиновое, не растянешь, а мне пора, – вставая, сказал я.
– Я рад, что мы познакомились, – протянул сержант руку, и я крепко пожал её.
Тот сопроводил меня до околицы и стоял, смотрел, пока я не скрылся в лесу. Днём можно идти по лесу быстрее, тем более часть пути я сократил, двигаясь по санному следу, но потом он свернул, а мне обратно в Москву пока не надо. И я пошёл напрямки. По пути планировал что-нибудь добыть, так что снял винтовку с ремня, убрал лыжные палки в санки, а лайки стали бегать вокруг, принюхиваясь, и один что-то унюхал. Лиса. Не то, отпустим, и та унеслась рыжей молнией из своей норы. Потом были пара белок и кабанчик. Ну не надо мне это всё. Вот когда на лесную опушку вышел, лайки загнали в мою сторону косого, его я и снял первым же выстрелом с двухсот метров. По бегущей цели было немного сложно бить, но ничего, попал. Тушку мне собаки принесли, и я её разделал, отмыв и заморозив. Отлично, это будет плата за подвоз, если не получится, то сварю суп в лесу и поем. Часть моего пути проходила рядом с оживлённой трассой, я подходил ближе, смотря в бинокль на неё. Движение машин было довольно плотное, но пока я на дорогу не выходил. Однако чуть позже вышел на обочину, кажется, тут грейдеры проходили, убирая снег, и стал тормозить попутный транспорт. Хотелось время сэкономить. Только вот все машины гружёные ехали, мест не было, да и, кажется, приказ у них был пассажиров не брать. Я снял лыжи и, идя по краю дороги, старался кого-нибудь притормозить. Видимо, день такой у меня, скажем так, невезучий, никто не останавливался. Зато со спины догнал на санях старичок, и он, натянув вожжи, и предложил подвезти. Узнав, куда он едет, я даже обрадовался. Двадцать пять километров сэкономлю, до отца около двадцати останется. Уже неплохо. Мы привязали мои санки за санями старика, я с лайками устроился на соломе, укрылся дерюгой и своим полушубком, и мы покатили дальше.
Старик словоохотливый был, из тех, кто за словом в карман не лезет. Много шуток и прибауток травил, да и я тоже не остался в стороне, так что мы катили и посмеивались. Тот, узнав, что я хоть и городской теперь, но управлять подобным транспортом умею, тут же поменялся со мной местами, и дальше
