«Такое в моей стране дарят невесте в день венчания», – всплыли в памяти слова принца.
Клео похолодела, осознав предназначение золотого оружия. Несчастной невесте давалась возможность наложить на себя руки, если другого выхода не было.
Лишить жизни себя? А может, навязанного силой жениха?
В это время щелкнул дверной замок, и Клео торопливо спрятала кинжал за спиной. Вошел Магнус. Взгляд темных глаз обежал просторную комнату, отметив свечи, розовые лепестки. И остановился на ней.
Клео в который раз пожалела о том, что перебрала вина. Сейчас ей, как никогда, нужна была кристальная ясность мыслей, а после стольких выпитых бокалов…
– Что ж, – сказал Магнус, – наконец-то мы остались наедине.
Сердце у Клео колотилось так, что принц наверняка слышал его биение. Или ей так казалось.
Магнус нагнулся, поднял алый лепесток и смял его в пальцах.
– Неужели они вправду думали, будто все это так уж необходимо?
Клео облизнула пересохшие губы:
– Так ты… не в романтическом настроении?
Он выпустил лепесток, и тот слетел на пол.
– Как будто мне есть дело до такой чепухи.
– Ну знаешь, многим мужчинам очень даже есть – в брачную-то ночь!
– Ты об этих розах и свечках? Нет, принцесса. Мужчины такое чаще всего просто не замечают. В брачную ночь у них на уме только одно. Полагаю, ты очень хорошо знаешь, что именно.
Ее сердце зачастило пуще прежнего.
Выражение ее лица исторгло у него негромкий смешок.
– Видела бы ты себя сейчас! Такой презрительный взгляд… По-твоему, я настолько уродлив?
Вопрос застал Клео врасплох. Уродлив? Ни в коем случае. Если не считать шрама, ничего уродливого в нем не было. В телесном смысле, во всяком случае.
– Гораздо хуже, – честно ответила она.
Он провел пальцами по отметине на щеке, задумчиво глядя на Клео.
Она стискивала за спиной кинжал. Если он сделает хотя бы шаг к ней…
– Поверь, принцесса, никаких иллюзий у меня нет, – сказал Магнус. – Я отлично знаю: ты меня ненавидишь. И никогда не изменишь своего мнения.
– А должна? – хрипло выговорила она. – Я вообще не понимаю, с чего я должна хоть что-нибудь к тебе чувствовать.
– Тут ты в своем праве. В династических браках обычно так и бывает. Однако ненависть – это не отсутствие чувства. Это уже что-то. Вот только ненависть лишает тебя последнего преимущества. Она затуманивает разум не хуже пяти бокалов вина.
И Магнус шагнул к постели. Но смотрел он не на Клео, а на столбики балдахина, сработанные из красного дерева. Вот он погладил пальцем резьбу на одном из них. Он стоял так близко… Слишком близко… Клео не стала отодвигаться. Не будет она показывать ему свой страх. Тем более что здесь никого нет. Никто не вмешается.
– Я поневоле вспоминаю своего деда… – В голосе Магнуса прозвучала тоска. – У него была книга о всяких морских тварях, и он рассказывал мне про них в детстве. Он пробирался ко мне украдкой, чтобы не увидел отец. Приходил уже после того, как нянька укладывала меня спать. Отец никогда не любил забавных историй. На самом деле ему ничто забавное не по нутру. Если в книге не содержалось ничего полезного, ее выкидывали или вовсе отправляли в огонь. Пока дед сидел на троне, все было не так.
Клео до сих пор и внимания не обращала на резьбу. В темном дереве были изваяны рыбы, ракушки, морские девы с рыбьими хвостами вместо ног. Прекрасная работа знаменитого мастера из Ястребиной Брови, сделавшего по поручению отца Клео много замечательных предметов для дворца.
Некоторое время оба молчали.
– Я кое-что слышала о короле Давиде, – проговорила Клео погодя. – Он был не таким, как твой отец.
Магнус негромко фыркнул:
– Мягко сказано… Я временами гадаю, не с демоницей ли какой сошелся мой дед, чтобы породить такое чадо! Дед, конечно, правил твердой рукой. Он был сильным человеком. Но при этом ему была свойственна доброта, и народ его любил. Ему не требовалось держать королевство в железном кулаке и чуть что проливать кровь… – Клео поймала его взгляд и увидела, как в темных глазах промелькнуло что-то вроде настоящего горя. – Он умер, когда мне было шесть лет. Выпил… что-то не то.
– Его кто-то отравил?
В глазах Магнуса стояла все та же неожиданная и странная боль, но губы сжались в одну жесткую черту.
