самолично приехал во дворец снимать с нее мерки на другой же день после ее возвращения из Диколесья. Он бесконечно и униженно извинялся за своих белошвеек, стакнувшихся – конечно, без его ведома! – с бунтовщиками. Девчонка-предательница исчезла бесследно, но Лоренцо клялся, что непременно вызнает о ее местонахождении – и немедля сообщит королю.
По мнению Клео, та швея была не то чтобы предательницей или мятежницей, скорее – обычной простушкой, готовой на любые подвиги ради молодого красавца вроде Йонаса Агеллона.
Йонас…
Подвенечное платье мерцало и искрилось даже в скудно освещенных покоях Клео, столько на нем было переливчатых граненых камней. И весило оно, должно быть, почти столько же, сколько сама невеста. Элена и Дора самым безжалостным образом затянули корсаж, так что она едва могла вздохнуть.
За все полторы недели от Йонаса не было вестей. Он никак не подтвердил своих планов напасть на храм во время венчания. Клео изо всех сил пыталась не волноваться.
Действительно ли она ему доверяла? Но был ли у нее выбор?
Йонас собирался сделать это ради Пелсии. Ради избавления своего народа. Мало ли что они с ним поцеловались, он сделает это отнюдь не ради нее.
«Вот бы ты сейчас посмеялась надо мной, Мира! – думала она. – Поцелуй с вожаком пелсийских мятежников случился неделю назад, даже больше, а я его во всех подробностях помню. Так, словно он произошел только что. Все бы отдала, лишь бы ты вошла сюда и я могла все с тобой обсудить!»
Пока девушки причесывали ее, она разглядывала себя в зеркале. Внимание то и дело привлекал блеск лилового камня в перстне на пальце. Если хочешь что-нибудь понадежнее спрятать, помести это на самом виду! Сердце, правда, отчаянно колотилось. Но поскольку она понятия не имела, чем мог кончиться этот день, лучше пускай кольцо будет при ней. Как-никак это самое ценное и святое, что у нее вообще было на свете.
Вот в зеркале появился Ник, с самым мрачным видом возникший на пороге. Клео ни разу не видела его улыбки с тех самых пор, как рассказала ему об участи Миры. У принцессы сердце разрывалось при виде боли, написанной на лице друга. Кажется, он думал, что не подоспел защитить сестру в те мгновения, когда она всего более в нем нуждалась. Зато Ник поклялся, что скорее умрет, чем однажды подведет Клео.
И вот он ждал в дверях покоев, чтобы сопроводить невесту до кареты, которая и отвезет ее к месту венчания.
Навстречу судьбе.
Это без преувеличения должен был быть исторический день. Минуют века, а оранийцы не забудут его. Они напишут книги, сложат песни, оставят внукам и правнукам легенды о том, как принцесса Клейона встала плечом к плечу с бунтовщиками, дабы повергнуть врага и освободить королевство от гнета захватчика. Пусть даже это самое королевство до конца так и не поняло, какое жуткое зло представлял собой Кровавый король.
А потом воцарится мир. Во всей Митике. На последующую тысячу лет…
Когда карета остановилась возле храма Клейоны, принцессу приветствовала многотысячная толпа. Бесчисленные стражники пытались сдержать людское море и не допустить ко входу.
Клео натянула на лицо царственную улыбку и помахала толпе.
Вроде бы пока все шло хорошо. В таком скоплении могло затеряться сколько угодно мятежников. И стражники, конные и пешие, ничего поделать не смогут.
Здесь, у храма, брала начало Имперская дорога короля Гая. Она тянулась прочь, пропадая вдали, – идеальная лента серого камня, прорезавшая зеленый пейзаж.
Йонас говорил ей, что в строительных лагерях Пелсии людей всячески обижают и принуждают к каторжному труду. Большая часть дороги должна была пролечь именно там. Однако ни здесь, ни по пути из дворца, проезжая участки строительства, Клео особых зверств не заметила. Рабочие выглядели сытыми и опрятными. Да, труд был не из легких, но ничего запредельного.
А с чего, собственно, ему быть запредельным? Здесь ведь не бесплодная далекая Пелсия, где король вдали от посторонних глаз мог творить что угодно. Гай ведь хотел, чтобы оранийцы приняли и поддержали его. Показать во всем блеске свою жестокость – значит толкнуть народ на сторону смутьянов. Вот вам и лишнее подтверждение лживости его речей. И еще одна причина, по которой король должен быть устранен.
Подъехали еще кареты, Клео увидела прежних членов королевского совета, соратников своего отца. Важные вельможи подходили к ней, что-то почтительно мурлыкали, говорили, как она хороша в этом платье. Пожимали ей руку, отдавали поклоны и реверансы. Все желали ей самого наилучшего и называли этот день важнейшим в ее жизни.
Клео было до того трудно удерживать на лице фальшивую улыбку, что вскоре заболели щеки. Тем не менее она постаралась подольше постоять снаружи – и как можно ближе к толпе.
– Пора, ваше высочество, – наконец сказал ей рослый, представительный человек, темноволосый, с зелеными глазами. Это был Крон, капитан дворцовой стражи. Клео ни на кончик ногтя не доверяла ему: Крон без раздумий исполнял любой приказ. Если король велит ему голыми руками расправиться с Клео, он, без сомнения, так и сделает. Крон внушал ей ужас, но Клео не позволила чувствам отразиться на лице.
Она лишь в последний раз оглянулась через плечо, высматривая, не видно ли Йонаса. Потом перехватила взгляд Ника. Он напряженно кивнул ей.
