не мог с собой поделать.)
Все корабли плыли с одинаковой скоростью, поэтому иногда казалось, что они вообще не двигаются – хотя Майкл слышал плеск воды о корму, треск натянутых канатов, скрип и стоны дерева.
Весь день, пока Кейт лежала без сознания и за ней присматривали то он, то Хьюго Элджернон, то Магда фон Клаппен с Виламеной, в лагерь прибывали новые отряды. Первыми пришли воины из деревни Габриэля – две дюжины темноволосых мужчин с обветренными лицами, чье присутствие сразу придало Майклу уверенности. Потом прибыли гномы из Лапландии – с их бород и топоров свисали льдинки; речные эльфы из Таиланда – они говорили на языке, который не понимали даже другие эльфы; затем феи с гор Марокко, одетые в длинные цветные халаты, и люди с пустошей…
«Как много, – думал Майкл. – Но хватит ли?»
Магда фон Клаппен стояла на передней палубе и совещалась с мастером Чу. У них с Майклом уже состоялся такой же разговор, как у Хьюго Элджернона с Кейт.
– Нам все равно придется разобраться с Грозным Магнусом, – сказал Майкл. – И нужно еще спасти Эмму.
– Да. Если он завладеет Книгой, нам всем конец.
– А если победим мы, то умрем только я и сестры.
– Мы над этим работаем, – туманно ответила ведьма.
Майкла удивляло собственное спокойствие. Он будто разделился на две части. Был Майкл Уибберли, полководец армии, который знал, что единственная возможность уберечь мир – победить Грозного Магнуса. А был еще тринадцатилетний Майкл, готовый на все, лишь бы спасти своих сестер; и этот второй Майкл чувствовал, как смерть и катастрофа дышат ему в затылок.
Он нащупал в сумке Летопись и снова задался вопросом, сколько магии было в нем самом. Сколько у них осталось времени?
Мальчик с трудом заставил себя вернуться в реальность и посмотрел на капитана Антона, забравшегося в воронье гнездо на мачте; эльф вглядывался в темноту в поисках признаков Лориса. Люди и гномы торопливо проверяли свое снаряжение. Майкл заметил, что, кроме обычного оружия, у них были странные металлические устройства, выкованные гномьими кузнецами. Майкл не смог понять, что это и зачем. Когда он спросил короля Робби, тот лишь улыбнулся:
– Пусть это будет сюрпризом, парень. Для тебя и для нашего врага. Кроме того, они могут и не сработать…
– Кролик?
Виламена поднялась на палубу, одетая в платье цвета полуночи. На серебряном поясе висел кинжал. Ее волосы, слабо поблескивавшие в темноте, были заплетены в две толстые косы и переброшены за спину.
– Что тебя беспокоит? Волнуешься о Кэтрин? Она поправится.
– Я знаю.
– Тогда в чем дело?
Майкл подумал, не рассказать ли ей, что делают с миром Книги и почему смерть семейства Уибберли – единственный надежный способ все исправить. Возможно, принцесса уже знала? Хотя нет, иначе она бы уже что-то сказала. Или написала об этом стихотворение.
– Ни в чем. У нас отличный план. Думаю, если мы все выложимся по полной…
Майкл почувствовал, как прохладная мягкая рука сжала его ладонь, посмотрел принцессе в глаза – и снова оказался в крохотном заколдованном оазисе, который принадлежал лишь им двоим.
– Я знаю, что это необходимо, – сказал он так тихо, чтобы услышала только она. – Если мы не встретим Эмму у портала, Грозный Магнус завладеет Книгой, и известная нам жизнь закончится. Но даже с подкреплением мы сильно рискуем, и… – Майкл замялся, чувствуя себя особенно неловко в кольчуге и с мечом. Лучше бы он оставил привычную одежду. – В случае чего это будет моя вина. Наша вина. Моя и моих сестер. Все вокруг считают, что мы можем победить Грозного Магнуса. Но, боюсь, нас просто перережут.
Принцесса приподняла пальцем подбородок Майкла, чтобы их глаза оказались на одном уровне.
– Битва нашла нас. То, что сделали вы с сестрами, дало им надежду. Это и есть магия.
– Но… что, если мы проиграем?
– Значит, проиграем. Есть вещи, за которые стоит умереть. Дружба. Верность. Любовь. Если битва за них – это последняя битва эльфов, так тому и быть.
Майкл понял, что едва сдерживает слезы.
– Спасибо.
Она поцеловала его в щеку.
– Пойдем покажу, что я тебе принесла.
Она повела его к большому предмету, накрытому черной тканью. Когда принцесса сняла ее, Майкл не сразу понял, что видит. Предмет был сделан из кожи – но такой мягкой и эластичной, что ему показалось, будто он прикасается к шелку.