разгаре: «лаборант» в белом халате (фигура у него знакомая, очень характерная) манипулирует выносными датчиками. Другой белохалатник, поглядывая на темный экран дисплея, то стучит по клавиатуре, то делает какие-то пометки в лабораторном журнале.
Но самым сюрреалистичным делом занят третий экспериментатор, мутант по прозвищу Жукер. Он стоит возле большого комплексного химанализатора и довольно удачно имитирует громкое и низкое гудение, издаваемое при работе этим агрегатом. Такие звуки Жукеру удаются хорошо, а вот к человеческой речи он не способен, не имеет необходимых для нее органов.
«Лаборант» поворачивается – ну точно, Мурат-Зайка, такой горб ни под каким халатом не спрячешь… «Тотем» у него – если пользоваться терминами старой теории Ильи Эбенштейна, им же самим объявленной ложной, – электрический угорь. И вдоль позвоночника сконцентрированы специальные клетки, у нас такие тоже есть, только маленькие и слабые, а у него из них целый горб вырос.
Мурат – ходячая электростанция, способная недолгое время выдавать ток силой до шестидесяти ампер. При нужде – ходячий боевой шокер, а еще лучше – плавучий, в воде его импульсы куда более убийственные: во время памятного штурма Новой Голландии Зайка одним ударом прикончил группу боевых пловцов, проникших в ковш, в наш внутренний водоем…
Есть у Зайки-Мурата и еще одна интересная особенность… Он упрямо, до слез и до драки, считает себя мальчиком, и это отчасти справедливо, но медики Вивария уверяли, что если передумает, а развитие его продолжится в прежнем русле, то в свой срок Зайка сможет испытать все радости материнства. Естественным путем, без кардинального хирургического вмешательства. Такой вот каприз искореженных Зоной генов…
А теперь, значит, Мурат занялся наукой. Вернее, он и раньше был ей, науке, не чужд, но исключительно в роли подопытного. Вырос до экспериментатора. Молодец…
Вся троица так увлечена «опытом», что меня не замечает. Или же замечает, но даже в этом старательно копирует подчиненных Авдотьи фон Лихтенгаузен – те и впрямь могли увлечься своим занятием до полного отключения от окружающей действительности.
Подхожу, осторожно заглядываю из-за спины в лабораторный журнал. Ожидаемо… Все записи – пилообразные линии без малейшего смысла.
За спиной раздается негромкий звук. Оборачиваюсь и вижу: у опыта есть еще один зритель, поначалу мной не замеченный от двери. Дракула – стоит в уголке, и… Та-а-ак… Вот оно что… Сны начинают сбываться.
Тихонько, но быстро ухожу. По соседству, у хирургов, тоже что-то происходит, но туда я решаю не заглядывать. Ни к чему… И без того есть теперь о чем поразмыслить.
Путь мой лежит к Дому коменданта.
Иду и вижу: Зона завершила свою экспансию на Новую Голландию. Уникального безопасного местечка, последнего обитаемого островка невской дельты, больше нет. Обитать кое-как можно, но уже без прежнего комфорта и чувства безопасности.
Не Исайка, конечно, – концентрация ловушек не запредельная, не делающая территорию базы непроходимой. Баллов этак на пять по десятибалльной шкале. Но полковники Антипин и Сало едва ли в обозримом будущем захотят расконсервировать Виварий. А если вдруг захотят, руководство их не поддержит.
Заодно вижу другое: что ни думай о новом самоназначенном руководстве Вивария и о дурацком карго-культе, но порядка сейчас на спецобъекте больше, чем во времена гениального раздолбая Ильи Эбенштейна… У того люди в ничем не отмеченные «колодцы» проваливались и в других ловушках гибли.
Сейчас все ловушки отмечены, огорожены, некоторые – те, что имеют тенденцию к увеличению или могут «выстрелить» чем-нибудь в сторону, – огорожены с большим запасом. А два «колодца» аккуратно прикрыты дощатыми настилами.
Теперь здесь никто не погибнет… Разве что в результате осознанного суицида.
Работа проделана тщательная и немалая. Ясно, что занимались ею не «бывшие» в разгар эвакуации… Новые хозяева постарались.
Все лестные мысли о новом руководстве Вивария у меня есть возможность высказать напрямую и лично. Потому что шагаю я в административную часть, к кабинету Эйнштейна. Он меня вызвал…
Да-да, именно так. Он. Меня. Вызвал. Совсем как в добрые старые времена…
Не босс, не шеф, не начальник объекта пожелал меня, по словам посыльного, видеть. И даже не Илья Джезайевич Эбенштейн. Именно Эйнштейн…
На фоне творящегося в Новой Голландии сюрреализма меня не удивит ничто… Даже мертвый Эйнштейн с кое-как заштукатуренной головой, восседающий в начальственном кресле. В конце концов, правил же в древности Китаем мертвый император, и ничего, как-то шли дела.
…В приемной за секретарским столом сидит Лия по прозвищу Тигренок…
Тотем у нее «пантера» прозвищу вопреки. Она одна из немногих аномалов Вивария, пришедших из Хармонта.
Родителей Лия не помнила, знала по рассказам бабушки, что отец был сталкером и сгинул в хармонтской Зоне, а мать забрала полиция как скупщицу хабара. С пяти лет девочка начала покрываться шерстью, постепенно превращаясь в аномала-звероида, и угодила к Эйнштейну, в «Детский сад» в качестве подопытной. Вскоре грянули погромы и последовал наш Великий Исход, в котором Лия-Тигренок участвовала, но по малолетству активной роли не сыграла.
– Привет! У себя? – говорю я, кивая на начальственную дверь, говорю так, словно для Тигренка здесь самое подходящее место, ну вот прямо прирожденная она секретарша, с первого взгляда видно…
