– Прекрасно, мой господин. Если мы настигнем Леона, то должны предать его суду и казнить. Иначе подданные не поймут нашего малодушия. После этого все лорды Гринвельда, что присягали на верность королю, а значит, всей династии, встанут под знамена, обуреваемые желанием отомстить за наследника. К слову, единственного наследника. Тогда едва ли мы сможем запугать их войной и вытребовать с них земли – они сами начнут войну. А воевать с Гринвельдом по-настоящему, пока нас разделяет Срединное море, нам крайне невыгодно. Другое дело, когда мы получим земли на северных берегах. Переправлять через море армию, боевых слонов, носорогов куда проще в мирное время. К тому же, если Леон доберется до Гринвельда, он расскажет, что собой представляет наша армия. Во время потешного боя ему была показана лишь малая толика нашей мощи. Принц не может не осознавать, чего будет стоить его королевству война против нас. И наконец, самое главное. Они чтут рыцарский кодекс. Оказавшись в Гринвельде живым и здоровым, Леон перед своими вассалами и вассалами своего отца предстанет не жертвой нашего гнева, а трусом, лишившим себя чести. Ведь носители королевской крови убивают друг друга лишь в одном случае – в равном и честном бою. А не под покровом ночи, изрубая спящего противника в его же постели. На совершенно законных основаниях многие лорды откажутся встать на защиту опозорившего себя принца. Королю ничего не останется, как уступить нам земли. А чтобы не ущемлять и без того разгневанных лордов, он, скорее всего, отдаст земли, принадлежащие дому матери Леона. И тогда мы, можно смело надеяться, заполучим Кессар-Сворд и прилегающие феоды.
– Я бы предпочел мыс Клинок и Золотую Гавань. В таком случае мы сможем запереть Срединное море.
– Получив земли на северных берегах, вы и так сможете его запереть. Но Кессар-Сворд, юг гринвельдского междуречья, станет ножом, вошедшим в плоть врага. Вам останется лишь надавить на рукоять, чтоб нанести северному королевству смертельную рану.
Термилон откинулся на высокую спинку кресла и покачал головой.
– Недаром даже мои люди тебя побаиваются, Фатис. Уж очень ты умен для раба.
Кергелен улыбнулся.
– В свое оправдание должен сказать, что я не обычный раб.
– Таких рабов либо лишают жизни, либо берегут как зеницу ока.
– Надеюсь, ваше высочество, я правильно догадываюсь, к какому выбору склоняетесь вы?
– Для того, Фатис, я и намерен сделать тебя своим рабом, чтобы мне было проще тебя оберегать.
– Тогда смею ли я попросить вас об одной милости?
– Проси что хочешь, друг мой. Но помни, что есть в нашем мире вещи невозможные.
– Мне ли не знать, – вздохнул евнух. – Я о Шатисе. Она четко исполнила приказ и встревожила спутников Леона ровно после того, как он вошел в императорский дворец. Иначе бы они не дали принцу совершить задуманное.
– Да-да… Кстати. Почему ты был уверен, что после разговора с Шатисой Леон непременно направится убивать моего отца?
– Я очень хорошо изучил его, ваше высочество. К тому же он не привык скрывать своего нрава. Его дальнейшие шаги можно просчитывать не на мгновения, а на недели вперед.
– Умен же ты, поганец! – в шутку погрозил пальцем Термилон.
– Благодарю, что есть, то есть. – Кергелен отвесил поклон. – И все же… Что теперь будет с Шатисой?
– А что она знает о нашем заговоре?
– Собственно, ничего, мой господин. Сейчас она так подавлена, что вряд ли в состоянии мыслить. Она любила Инару. Дружила с Никки. Питала чувства к Леону.
– Тем не менее, поуспокоившись, она может начать догадываться. Ее умелый язычок может оказаться слишком длинным. Она была наложницей Леона, так что я бы предпочел представить ее как соучастницу цареубийцы…
– Этого ответа я и боялся, ваше высочество, – помрачнел Фатис.
Тассирийский принц нахмурился.
– Но не побоялся перебить господина?
– Прошу меня великодушно простить. – Снова низкий поклон. – Но есть ли способ оставить ей жизнь?
– А твой изобретательный ум может найти такой способ?
– Надеюсь, ваше высочество. Сделайте ее моей женой. Тогда я смогу поручиться, что она будет молчать, даже если какие-то догадки и посетят ее прелестную головку.
Термилон прищурился и наклонил голову.
– Это какой-то хитрый расчет или ты руководствуешься странными и бесполезными чувствами?
– Мой господин, евнух не может врываться плотью в плоть женщины и сеять в ней свое семя. Но оскопить чувства куда сложнее. Она дорога мне, и я хочу сохранить ей жизнь. К тому же, руки, язык и уста у меня на месте. Как и глаза, что могут созерцать ее красоту.
Тассирийский принц поднялся и раскатисто захохотал, хлопая в ладоши.
– Холодный ум Фатиса не помешал ему влюбиться?! Ха-ха-ха!
